— Да как можно молчать, если у неё… — (смачно выругалась) — шесть тузов в колоде, и все козырные, — воззвала к пониманию спящих коротко остриженная женщина в рваной тельняшке.
— Щас я тебе и шесть, и восемь тузов покажу, — страшно зыркнула на неё из-за ширмы Тамара.
— Говорю, червенный король из отбоя, — перешла на злобный шёпот обвинявшая. — Им Валька мою даму побила.
— Король червей был у меня, — подтвердила Валька.
— Со своими мухлевать, падла! — слились в один сразу несколько голосов, снова разбудив Тамару Одноглазую.
— У тебя был король бубей, Валь, — дрогнувшим голосом оправдывалась виновница.
Шулерша была необыкновенной красоты — с огромными тёмно-синими глазищами, стройным телом и толстенной русой косой, змеившейся по спине.
— Щас я тебе, сиповка, и червей, и бубей покажу! — в углу Тамары, как приведение, заходила простыня-занавеска.
Виновница вскрикнула и сдавленно замычала: кто-то зажал ей ладонью рот.
— Ах ты, сука! — голос, первым уличивший в мошенничестве, сорвался на визг.
Крики смешались с вознёй. Кто-то спрыгнул со второго яруса, подзуживая:
— Тащи паскуду сюда!
Голосов вокруг жертвы становилось всё больше, будто стая волчиц учуяла кровь.
— Ишь ты, патлы отрастила, — кровожадно протягивала руки к несчастной стриженная в тельняшке, затеявшая свару. — Только в БУРе красоваться!
Девушка бросилась к выходу, истошно заколотила кулаками в плотно закрытую дверь, но мучительницы оттащили её обратно за волосы.
— Помогите! — успела провинившаяся крикнуть до того, как косу обмотали вокруг её горла.
Дверь скрипнула запоздалым спасением. Задушенная лежала на полу. Русая коса обвивала удавом посиневшую шею.
— Сами себя уже грызть стали, падлы! — покачал головой дежурный и спросил грозно, но, явно, не слишком рассчитывая услышать правду. — Кто. Это. Сделал?
Ответом было заговорщицкое молчание.
— Сама удавилась, — нарушила Тамара страшную тишину.
Дверь бессильно захлопнулась.
Бесснежную землю за ночь сковало морозом. Осень без предупреждения обернулась зимой, как охладевшая кокетка-сердцеедка.
Шестёрка- мороз торопился угодить зиме и как будто испытывал терпение Нины, хотел убить надежду на весну.
А будет ли новый март?
Но через неделю первые холода капитулировали, оставив на память Нине кровавые мозоли от лома и страх, что вернутся назад с подкреплением.
И ещё сильнее подступала обида: другие знай себе играют в карты, только фраерша Голобчик сливает изо дня в день воду.
«Хватит!» — решила Нина, наполнив в очередной раз флягу водой.
