По ходу фильма маленькие зрители тихо переговаривались, пытались растолковать друг другу непонятные моменты. Жалко только, что я ничем им помочь не мог. Некоторые эпизоды оказались неожиданно смешными — например, когда перед походной колонной марширующих русских солдат вышли плясуны-ложечники и принялись выделывать коленца, все мои зрители покатывались со смеху. Или когда Коленька Ростов убегал от неприятелей через заросли — в этот трагический, наполненный антивоенным пафосом момент все, кто находился перед экраном, предавались безудержному веселью.
Дед тоже смотрел, он сидел на песке, окруженный малышней, и смеялся вместе со всеми. В рейсе его в кино было не затащить.
Когда совсем стемнело, и фильм подходил к концу, на Пляже появились несколько женщин. Их темные силуэты застыли у «пограничной линии», не пересекая ее. Это были мамаши, которые пришли за детьми, они терпеливо ждали, когда сеанс закончится. Напрасно я махал им рукой, приглашая подойти ближе. Женщины не двигались с места.
Уже пошли финальные титры, а дети сидели неподвижно и все еще смотрели на экран. Пленка закончилась, экран стал белым и превратился в часть звездного неба, в гигантскую четырехугольную планету, сияющую отраженным светом.
Зрители начали оглядываться на меня.
— Это все! — сказал я. — Конец! Финито! Идите домой! Спокойной ночи!
Кто-то из старших ребят произнес отрывистую фразу. Женщины за «пограничной чертой» призывно загалдели. Зрители вскочили с мест и с радостными криками бросились к мамашам. Ко мне подошли Альваро и еще один паренек, одетый в военную куртку, такой же бровастый и большеглазый, как Альваро, только выше его на две головы и очень серьезный. Старший брат, сразу определил я.
Паренек по-взрослому пожал мне руку и представился:
— Хосе!
Я назвал свое имя.
Хосе заговорил по-испански, я разобрал только «грасиас» и «сеньор Костиа». В ответ я развел руками. — Не понимаю, но компрендо, сорри. — Про продукты спроси! — крикнул мне издалека Иван. Я не стал ничего спрашивать. Мы еще раз пожали друг другу руки и разошлись, довольные знакомством.
На следующий вечер, едва начало смеркаться, на Пляже около Лагеря появилась стайка ребятни. Они смеялись, хлопали в ладоши и выкрикивали: «Синема! Синема!». Я, как мог, попытался объяснить, что у нас только один фильм, других нет, но тщетно, крики «Синема!» от этого становились только громче. Чтобы не обидеть публику, пришлось снова подключать аппаратуру и крепить экран.
