— Известно почему! Стыдно за вчерашнее. Слаб человек, ох, слаб! — горько посетовал Иван и зарылся в одеяла.
Я слушал стук капель дождя по брезенту палатки и пытался представить, что с нами будет дальше. Вроде бы все было очень плохо, а на душе было легко. Я вдруг понял, что совсем не хочу уплывать с Пляжа, во всяком случае, не в ближайшее время. Здесь Анна, здесь Хосе, здесь Эль-Ниньо. Так что это даже хорошо, что Дед уронил «Эклиптику» и наше отбытие откладывается на очень неопределенный срок. Это, конечно, ужасно, но вместе с тем и хорошо.
К полудню выяснилось, что поляки пропали. Попросту исчезли. Иван собрался готовить обед, ему понадобилась лаврушка, и он отправился позаимствовать ее у Манкевича. Долго деликатно кашлял у закрытых палаток, потом заглянул в сетчатое окошко и обнаружил, что палатки пустые.
Как только Ваня сообщил о своем открытии, я тут же поднялся наверх, на обрыв. Палатка Хорхе и Хесуса была закрыта, братьев не было, рюкзаков и ружей тоже, зато «ленд ровер» стоял на своем обычном месте. Это меня немного успокоило — значит, пошли недалеко. Хотя зачем вообще было куда-то уходить в такую погоду, да еще рано утром первого января, никого не предупредив, — этого я понять не мог. В душе зашевелилось неприятное предчувствие.
К обеду Дед спустился с траулера. Выглядел он осунувшимся, как-то резко постаревшим.
— Что там, все плохо? — участливо поинтересовался Ваня.
— Где там?
— Ну, в машине, и вообще…
— Машина в порядке, — произнес Дед. — Взбрыкнула малость, но это так, ерунда…
— А… ну тогда ладно, — кивнул Ваня, как будто с облегчением. Он поставил перед старшим механиком тарелку с гречкой, но тот не притронулся к еде.
— Уходить надо, — негромко произнес Дед.
— Как уходить? — удивился Ваня. — Вы ж сказали, машина в порядке!
Дед достал пачку сигарет, она оказалась пустой, он беззвучно выругался, смял ее и швырнул в сторону.
— Михал Михалыч! Как это уходить!?
— Следующей большой воды еще месяц ждать, — сказал Дед.
— Не продержимся.
— Что ж, и вы пойдете? — спросил Иван.
Дед не ответил, но стало понятно, что он сдался.
— Вот так дела! — воскликнул Ваня. — И что? Когда трогаемся?
— Дождь переждем и тронемся, — сказал Дед.
— А если не переждем? — спросил я.
— Что значит — не переждем? — нахмурился Дед.
— Опять природные явления? — съязвил Ваня.
— Может, и так, — ответил я, стараясь не обращать внимания на тон кока.
— Давай, выкладывай, — сказал Дед.
— Вчера мы с Анной видели опять этого старика, немца, он рассказал, что в сорок пятом году, когда выбросило шведский пароход, несколько дней лил сильный дождь, а потом сошел сель. Это было прямо здесь. На обрыве стояла деревня индейцев, их смыло.
