— Мэй, чертовы парни, видать, всем имуществом хотят завладеть. Говоришь, отдадут сестру нагой-бо-сой? И ты согласился? Да, Дорикэ, хозяина из тебя не выйдет, хоть бы человек получился. Ладно, бери ее, пошли они в з… скупердяи! Крыша над головой у тебя есть, два погона земли после моей смерти твои, пока я в силах буду работать, и ты мне помощник, глядишь, еще погон земли прикупим, проживем как-нибудь. Бери ее, Дорикэ, раз девка тебе приглянулась. А благословит ли вас старик Попеску? Может, у него другие расчеты? Разве отдаст он дочку без приданого? Да и захочет ли породниться со мной, с бедняком? Про это ты не подумал?
Не знаю, Добрин, как тебе сказать, другим я был в те дни человеком. Какое мне было дело до отцовских страхов? Как-то вечером я постучал в дом Попеску. Отдал братьям ту бумагу, мол, женюсь без приданого и после ничего не спрошу ни я, ни Катрина. С девушкой я, правда, еще не говорил, но почему-то был в ней уверен. Я знал, что люб ей. В поле, когда наши взгляды встретились, будто сговорились мы друг с дружкой. Но мне другое надо было услышать на словах, мол, любит. Ты смеешься, Добрин? Нет? Ну и правильно делаешь. Ты, верно, не понимаешь, как можно полюбить девушку, не перемолвившись с ней ни словечком, не обняв ее ни разу?
Итак, я пошел к старику Попеску. Он удивленно открыл мне дверь, но впустил в дом. Катрина сидела на лавке у керосиновой лампы и что-то шила. Будто маков цвет было у нее лицо, мэй, Добрин, или будто красное солнышко. Она не поднимала глаз. Попеску-отец пригласил меня сесть. Я сел. Он пододвинул свой стул ко мне.
— Зачем пожаловал, Дорикэ? — спросил он меня.
— Просить у тебя Катрину в жены, — брякнул я, не поговорив даже про то, про се.
— Что ты сказал, Дорикэ? Повтори, я что-то не расслышал, — насупился старик, и в ту минуту вошли братья Катрины.
— Отдай, отец, раз и она хочет, — сказал один из братьев.
Старик, казалось, спокойно повернулся к дочери.
— Слышь, Катрина! Пришел Дорикэ, сватов не прислал, как заведено, сам заявился тебя в жены просить. Что скажешь?
— Я пойду за него, раз он берет меня, люб он мне, — ответила Катрина. И какой у нее был голос, Добрин! И какая она была красивая! Я таких ни до той поры, ни после не видывал.
Тогда Попеску-отец обернулся к братьям.
— А вы что скажете? Отдавать, что ли?
— Отдавай, тата, отдавай, раз они полюбились друг дружке, не противься, — сказали парни согласно.
— Ну а я, знаете, что скажу? — встал старик со стула. — Одна у меня дочка. И за голь перекатную я ее не отдам. Понял, Дорикэ? Лучше мертвой, чем за бедняком замужем.
