Морозным солнечным полднем они случайно встретились на перекрёстке улиц. Васильев, розовый, в тёплом, с меховым воротником, пальто и мягкой хорьковой шапке, с удовольствием стоял на морозе, сдалбливал тростью с тротуара пластики утрамбованного снега и мог бы болтать тут несколько часов, но, заметив, что Николай жмётся в своей гимназической шинели, забеспокоился.
— Вам холодно? — спросил он и, оглядевшись, куда бы зайти, кивнул на портерную, вывеска которой зазывала прохожих изображением кружки с пенным пивом. — Посидим?
— Нет, спасибо.
— А чего вам теперь бояться? Уже не гимназист.
— Да я не боюсь.
— Денег нет?
— Всё вытряхнул. Продал даже часть книг.
— Понимаю. Всё пошло на помощь высланным студентам.
— Ищу уроки.
— Так, значит, дворянская жизнь кончилась? Ничего, не пропадём. Идёмте.
Они пересекли улицу, зашли в старенький кирпичный дом, спустились в подвальный этаж и очутились в сумрачной каменной пещере. Не раздеваясь, сели за столик. В угол, подальше от людей.
Подлетел половой в белой рубахе.
— Вам какого?
— Две бутылки чёрного, — сказал Васильев, сняв хорьковую шапку. — Или вы хотите светлого?
— Мне всё равно, — сказал Николай.
Половой отошёл.
— Ну вот, посидим, потолкуем, — сказал Васильев. — Торопиться нам некуда.
— Надолго закрыли ваш университет?
— Пока мы не успокоимся.
— По-моему, вас уже усмирили. Волна прокатилась и замерла. Везде наведён порядок. В Москве, в Петербурге, в Харькове, в Одессе.
— Нет, мы ещё брыкаемся. Ушли в песок, а всё ещё шуршим.
— Требуете открытия университета? В землячествах собираетесь?
— Да, в землячествах.
— Скажите, меня могут принять?
— А почему бы и нет? В какое хотите?
— Верхне-Волжское.
— Ну и вступайте.
— Но я же не студент.
— Слушайте, вы — Федосеев, а Федосеева студенчество знает.
— Давайте потише. Мы не одни тут.
— Чёрт, забылся.
Половой принёс пиво и кружки. Васильев разлил бутылку, попробовал чёрный портер и крякнул,
— Хорошая штука, — Он расстегнул пальто и увидел газету, высунувшуюся углом из внутреннего кармана, — Да, у меня же «Волжский вестник». Любопытное сообщение. Эпидемия самоубийств, оказывается, захватывает и рабочих. — Он вынул газету и, не развёртывая её, нашёл нужное место, — Вот, послушайте. «Двенадцатого декабря, в восемь часов вечера. в Подлужной улице, на берегу реки Казанки, нижегородский цеховой Алексей Максимов Пешков выстрелил из револьвера себе в левый бок с целью лишить себя жизни. Пешков тотчас же отправлен в земскую больницу, где, при подании ему медицинской помощи, рана врачом признана опасной. В найденной записке Пешков просит никого не винить в его смерти». — Васильев посмотрел на Николая. — Вы что. дружище?
