Привычное ухо Букреева сразу уловило изменение ритма движения.
— Слышите, комиссар? — спросил Букреев.
Батраков оглянулся, его глаза блеснули, и на лице можно было угадать одобрительную улыбку.
От грузовика к грузовику переходил уважительный говор:
— Матросы пошли!
— Морская пехота тронула! Десантники!
— Раз моряки тронули, на Крым пойдем.
Высокий боец в накинутой на плечи шинели крикнул с трехоски.
— Севастополь брать, морячки?
— Это тебе не пышка, — дружелюбно ответил ему Кондратенко, шагавший во главе взвода матросов «тридцатки». — Его и на ладошку не кинешь, горяч.
И моряки слышали товарищеское одобрение красноармейцев, взаимное уважение друг к другу воюющих советских людей, хотя и одетых в разные формы.
— Морская пехота тронула! Матросы!
— Эти дадут немцам духу!
Букреев прислушивался к этим возгласам, так же как к ритмичному рокоту подкованных сапог позади себя. Как бы то ни было, но и его бессонными заботами создана эта воинская часть. Он чувствовал за собой сильный и слаженный отряд.
…В районе пристани моряков встретили Шалунов, одетый в кожаный костюм, высокие штормовые сапоги, зюдвестку, и Манжула. Они сразу напомнили Букрееву благополучный переход от П. — это было как бы добрым предзнаменованием. Шалунов, как всегда общительный и ве–селый, попросил разрешения комбата развести роты по кораблям. Не один десант сажал Шалунов на корабли. Перешучиваясь с офицерами (почти все ему были знакомы по прошлым операциям), Шалунов каждой роте указал направление. Везде у него были расставлены распорядители и потому никто не толпился на пирсе. Люди paстекались по кораблям с быстротой, похвальной даже для такой хорошо обученной десантной части.
С урчаньем плескалась вода. Доски причала, казалось, то поднимались, то уходили из‑под ног. Ошвартованные борт о борт сторожевые катера выделялись тонкими крестовинками мачт, контурами своих рубок и кругами зачехленных прожекторов.
Подошел Звенягин и, скупо похвалив Букрееву его людей, закурил. Казалось, он хвалил за хорошую погрузку больше по привычке, а думал о чем‑то другом, более важном для него. На кораблях слышались беззлобные перебранки, которые, очевидно, бывают при всех посадках, стук складываемых на палубы пулеметов и металлических ящиков с боеприпасами. Медчасть погрузилась к Курасову. Невдалеке, скрытые темнотой, разговаривали командир корабля, Фуркасов и Таня.
— Жизнь разумного существа, — говорил доктор, — со всеми ее неприятностями — драками, десантами — все же отличная штука. И жизнь именно человека. Ведь подумать только, мог бы я прийти в этот мир какой‑нибудь козявкой, дождевым червем или хуже того…
