Он нахлобучил картуз и вышел из канцелярии.
— Мне срочно нужен Мещеряков, — сказал Овчинников.
Важин удивленно повернул голову:
— Вас предупредили: можете передать через меня.
— Я должен говорить с Мещеряковым, это очень серьезно, — настаивал Овчинников. — У вас свои дела: искать в бане Овчинникова.
— Хорошо, вечером, — кивнул Важин.
По аллее пустынного городского сквера злой ветер гнал жухлый осенний лист. Важин присел на край мокрой скамьи, закурил. Неприметно огляделся: никого… Он быстрым движением засунул маленький бумажный шарик в щель под сиденьем скамьи. Выждал немного, швырнул в урну недокуренную папиросу и, подняв воротник шинели, неспешно зашагал прочь.
Конвойный ввел Куницына-Плюснина в кабинет Камчатова. Тот вежливо указал арестованному на стул.
— Ну вот, — приветливо сказал он, — теперь мы знаем о вас почти все, гражданин… Плюснин.
Плюснин мертвенно побледнел.
— Остался один вопрос: к кому и зачем послал вас в тюрьму Мещеряков?
Плюснин молчал. Его лицо напоминало гипсовую маску.
— Мещеряков загнал вас в капкан, — сказал Камчатов. — Неужели вы будете хранить его тайну?
— Я не стану вам помогать, все равно меня расстреляют, — мертвым голосом произнес Плюснин. — Моих грехов на сто «вышек» хватит. — Он поднялся с места. — Так что не трудитесь вызывать.
Вечерело. Начинал накрапывать дождь.
В городском сквере было все так же пустынно и неуютно.
Остроносый присел на край скамьи, где прежде сидел Важин. Наощупь, не поворачивая головы, вытащил из щели бумажный шарик. Сунул его в карман. Неторопливо направился к выходу из сквера.
В горнице чадящая керосиновая лампа освещала странный натюрморт: самовар, бутылку водки, неоконченный пасьянс и початый пирог с тремя воткнутыми в него зажженными свечами. Мещеряков плеснул Кадырову и себе водки, обернулся к застывшему у стола Шерифу. Ошейник пса густо украшали царские ордена и медали.
С улицы донесся скрип подъехавшей телеги, и вскоре в горнице появился Овчинников.
— Добрый вечер, господа, — сказал он, потирая озябшие руки.
Мещеряков кивнул, поднялся, жестом пригласил гостя к столу.
— У нас праздник, — сказал есаул. — Шерифу три года.
Он налил водки в пустую кружку, придвинул ее Овчинникову.
— Я не предупрежден, — сказал гот. — Неловко без подарка.
— Ничего, — успокоил Мещеряков и притянул к себе пса.
На ошейнике зазвенели награды. Во взгляде Овчинникова отразилось изумление.
— Я подарил ему сегодня все, что заслужил за три войны, — серьезно сказал есаул.
