Месяц ковша - Анатолий Иванович Горло

Бахус любит холмы, гласит латинская пословица. Не удивительно, что он издавна облюбовал наш край. Виноградная лоза, а вместе с ней и первые виноградари — виеры — появились на склонах молдавских холмов во втором тысячелетии до новой эры. И с тех пор не покидали их никогда…

Осень сорокового года.

Посреди крестьянского двора с длинной цепью в руках стоял жилистый мужик лет пятидесяти и с каким-то недобрым прищуром глядел, как мимо его забора идут стайки нарядно одетых девушек, шествуют не по годам степенные парни. Реже проходили односельчане и постарше. Один из них, худой, смуглолицый, приостановился, крикнул через забор:

— Норок, Тома! К месяцу Ковша готовишься? Может, передых сделаешь? Аида на агит-концерт!

Тома Виеру поднял руку, потрясая цепью:

— Солнце еще сон где, какой, к черту, концерт?!

— Не-е, Тома, это мы па господина Казимира потели от зари до зари, а теперь наша власть — восемь часов, и баста!

— Дурак, — сказал Тома Виеру. — Сейчас-то самое время и попотеть, раз на себя работаешь, а не на Казимира.

— А мне много не надо! — осклабился смуглолицый. — Мне… — неожиданно он подхватил под руки проходивших девушек, — мне бы пару молодок!

Девушки прыснули, стали вырываться, увлекая за собой смуглолицего.

— Хету-вэ! — сказал Тома Виеру, вложив в это непереводимое восклицание всю гамму обуревавших его чувств.

Он подошел к бочке и стал опускать в отверстие, из которого валил пар, длинную цепь.

— Фросико! — позвал он.

Окно, выходившее в сторону виноградника, приоткрылось, показались загорелые девичьи ноги и повисли в поисках опоры.

— Фросико! — донесся отцовский голос. — Нагрей воды!

Ноги коснулись земли. Девушка оправила юбку и скрылась в глубине виноградника.

А Тома Виеру стал раскачивать бочку: туда-сюда, туда-сюда… Побагровело его лицо, вздулись вены на шее и на руках. Гулко гремела цепь, обдирая с днища и боков бочки накипь прошлогоднего вина. И громыхание цепи странно попадало в такт доносившейся с холма музыке…

Во дворе бывшей усадьбы помещика Казимира шел агитконцерт. Сельские парни исполняли танец «Скурсул винулуй»— «Давка вина». Рты у всех были завязаны платками. За спинами танцоров прогуливался «хозяин», подгоняя их плетью.

На сцену вскочил парень в кожанке. Это был Константин Гангур. Сделав знак музыкантам» чтобы играли потише, он закричал:

— Граждане аграрные пролетарии! Кем вы были у господина Казимира? Рабочим скотом! Батрачили, не разгибая спин, а прокормить себя не могли! Что оставили вам оккупанты, буржуи и помещики? Самую высокую смертность в Европе! Почти поголовную безграмотность! Беспросветную нищету! Но мироеды не смогли увезти с собой вашу землю! Ваши руки! Ваше солнце! Все это осталось у вас! И все это, помноженное на справедливость Советской власти, которая наконец-то пришла и на правый берег Днестра, даст вам новую жизнь, в которой никто не будет обделен счастьем и благополучием, в которой не будет рабов и хозяев!