— Вона, — крикнули Пашке с эскадрона, — не дури!
— Холуйская кровь! — сказал Пашка. — Он от моей руки не уйдет…
Очкарика догнал повозочный.
— Вот видишь, Грищук… — сказал очкарик. — А в чем я тут виноватый? В том, что не могу убить человека.
— Смеха мне, — сказал Грищук, оглядывая место побоища. — Смеха мне, зачем бабы трудаются. Кушай, — добавил он и протянул очкарику сморщенное яблоко. — Кушай, пожалуйста…
Над полем стояла гнетущая тишина, нарушаемая стоном раненых да скрипом санитарных фургонов, хлопотливо подбиравших их.
Буденный и Ворошилов сидели рядом со Сталиным в машине. Она медленно шла в сопровождении резервного эскадрона по почерневшим холмам, устланным трупами людей и лошадей.
Все молчали, скорбно оглядывая следы жестокой кавалерийской сечи.
— Ну вот, — сказал Сталин Буденному, — теперь мы с вами хорошо знакомы. Ваши бойцы и командиры произвели на меня хорошее впечатление. — Он помолчал. — Кстати, почему вы не в партии?
— Да как-то все некогда… — ответил Буденный.
— И давно вам некогда? — спросил Сталин.
— С марта девятнадцатого, когда в Минске с Фрунзе Дикую дивизию разоружали. Я подал тогда заявление в политуправление десятой армии…
— Ну и что?
— Ответ не получил. Время было горячее. Да и я ушел. В станицу, Советскую власть устанавливать.
— Да, — сказал Сталин. — Все, что вы делаете, действительно партийное дело. Придется исправить ошибку товарищей… Нехорошо быть командиру беспартийным. Вам легче будет командовать, когда вы в полную меру используете себе в помощь силу и влияние партийных организаций.
У берега столпились пленные.
Очкарик перехватил налитый ужасом взгляд офицера, отвернулся и увидел автомобиль, людей в нем, а рядом двух всадников.
— Ура! Ура! — приветствовали их бойцы и радостно потрясали клинками.
По всей линии фронта строящихся полков неслось раскатистое «Ура!». Бойцы размахивали винтовками, кидали вверх шапки, бурно приветствовали РВС армии и фронта.
Сталин стоял в машине и держал под козырек.
— Встать! Кто такие? — раздалось вдруг сзади.
Офицеры поднялись.
— Гляди, братва, казаки! — сказал Матвей и, придерживая шашку, пошел к угрюмо стоявшей толпе пленных.
— Мобилизованные мы, — мрачно сказал носатый урядник.
— Сукины вы дети. Супротив народа пошли!
— Ты что, гад, с нас смеешься? — спросил чубатый казак. — Ты не смейся, а расстреляй!
— Мы пленных не стреляем. А тебя хоть сейчас…
— Стреляй! — закричал казак, раздирая гимнастерку. — Продали! Пропили нас генералы! Бежали в черта, душу, крест…
