— Вот, возьми! — протягиваю купюру с достоинством.
— Вам какую газету? — Он смотрит на купюру, бумажная душа.
— Никакую. Просто возьми.
— Сто рублей?
— Бери. Это честные деньги, сделанные на крови.
— Какой крови?
— Блондинки.
Торговец перестает шуршать газетами и пристально смотрит на меня. Мировая скорбь. Одна из газет не выдерживает, срывается из рук опрятного торговца и ложится на колени бывшей женщины. Та принимает ее как должное и спрашивает торговца:
— Скажите, а там есть фотография этого самого Марка Энде? Очень хотелось бы на него посмотреть.
Торговец выхватывает у вспотевшей женщины газету:
— Нет там фотографии. Только интервью.
Я смеюсь, выглядываю из-под газеты и подмигиваю торговцу своим черным глазом:
— А я, кстати, читаю о Старце.
— Ради бога, — Торговец, отклонившись и глядя на мою купюру со страхом и ненавистью, обходит меня. Еще два раза оглядывается. Нет, у дверей оглядывается в третий раз и с облегчением погружается в пучину тамбура. Я слежу, как за ним смыкается стальной занавес.
— Пап, что такое Катуар?
— А?
— Катуар.
— Не знаю. Чепуха какая-то.
— А я думаю, я думаю, я думаю, что Катуар — это имя прекрасной девушки.
— Очень хорошо. Играй в телефончик и… хотя, нет, не надо.
— А напиши… Напиши про нее… Напиши про нее сказку.
— Про кого?
— Про Прекрасную Катуар.
— Хорошо.
— А когда ты, когда ты напишешь?
— Скоро. Не пинай ведро, пожалуйста.
— А дедушка пишет про Венкедрофа.
— Бенкендорфа. Опять?
— Да. Он хороший?
— Отличный! Можно я почитаю?
— Да. Дедушка сказал, дедушка сказал, что, дедушка сказал, что…
— Ты можешь не повторять? Итак — дедушка сказал. Что?
— Что ты тоже… Что ты тоже писал про… Писал про него.
— Про Бенкендорфа? Писал.
— А кто он? Принц?
— Почти. Принц жандармов.
— Кого? Кого?
Пытаюсь вглядываться в строчки Буха, но теперь это уже бестолковая рябь. Розеттский камень раскололся от духоты. Бесит, бесит. Когда уже станция «Турист»? Как они пьют это теплое пиво в тамбуре? Зачем я взял с собой дочь? Доедет ли это колесо до Петушков? Хиштербе.
— Как, ты сказала, зовут эту девушку?
— Катуар.
— Ты сама придумала это имя?
— Нет, прочитала… Прочитала на станции. Это было ее название.
— А когда ты научилась читать?
— Меня дедушка научил. Еще год, еще год назад. А тебя кто?
— Меня? Не помню. Бабушка, наверное.
— А ты к ней, а ты к ней ездишь?
— Что?
— Ездишь? А я ее никогда не видела.
— Она умерла семь лет назад. Не пинай ведро. Не пинай.
Бывшая женщина опускает на колени кроссворд, поднимает на меня взгляд:
