Пепел и песок | страница 22
Диван был архитектурной достопримечательностью двора. Трофей из роскошного Рейха. Мужественный лейтенант, который доставил диван из Мюнхена — для послевоенного счастья, — переоценил широту своего дверного проема. Коричневая кожаная чума покрыла бы пол-квартиры. Только подвал смог принять надменное животное. Там оно и дряхлело, не в силах выбраться из лабиринта водопроводных труб. Карамзин рассказывал мне, что именно на этом диване спал группенфюрер фон Люгнер с Брунгильдой. (Кто такая была эта Брунгильда?)
Я бы считал, что свою фамилию он тоже выдумал, но Карамзин предъявил мне паспорт пьяного отца, где так и было написано — Карамзин.
Добрый отец привозил Карамзину книги, которые скупал на развалах, — то «Занимательную физику» Перельмана, то сборник рассказов Борхеса, то «Дар» Набокова, то атлас «Грызуны СССР», то роман «Территория», не помню автора, но про геологов. Все их Карамзин читал очень быстро, сминая страницы и тихо посмеиваясь.
Наверно, мой друг был сумасшедший. Достаточно упомянуть, что спустя несколько лет, в день своего 18-летия, в переулке, где мы жили, в переулке под названием Вечность, Карамзин перережет себе вены, лежа на диване фон Люгнера.
А кроме Карамзина ничего интереснее в Таганроге не было.
До 19 часов 36 минут остается две минуты двенадцать секунд. Одиннадцать секунд…
16
Мы лежим с Катуар на полу, на расстеленной карте Аппенинского полуострова. Простыня на тахте так и остается залитой белой кровью Марка из бутылки итальянского вина. Я люблю итальянские вина. И Италию люблю, как сапожник — вкусный пирог, как пирожник — хороший сапог. (Почему, почему Христос был еврей по маме? Я бы поверил в него, если бы он был итальянцем.)
— А что это за блестящие штучки на секретере? — шепот Катуар достигает регистра ленцо-сопрано.
— Мои призы за сценарии. Не хватает лишь «Демиурга». Ты, диалогистка, не знаешь, как выглядят наши награды?
— Очень хочется курить, — смеется Катуар и встает.
На ее спине остается отпечаток кусочка Ломбардии. Она попросила постелить что-то, чтобы не портить такой прекрасный паркет. Я постелил мою райскую карту.
— Ты просто как мой Йорген, — отвечаю я и провожу нервным пальцем по ее позвоночнику. — Он тоже все время хочет курить.
— И с ним ты тоже трахаешься? — Катуар поворачивается.
— Нет. И перестань употреблять это слово. Тоже мне — диалогистка.
— Я вообще могу уйти.
— Нет, лучше кури. Кури.
Катуар приносит из прихожей одну тонкую сигарету. Делает круг, лаская паркет пятками, и улыбается: