И вдруг тот самый снаряд, крышу как рукой сдернуло, стены покосились — и из баньки с воплями и визгом стали выскакивать девчата, все — в чем мать родила. Картина для богов! Сбежались даже из штабной охраны. Как положено в подобных случаях, было много благопристойных и пошлых шуток, нервного от прилива крови и просто веселого смеха, но, как единодушно отметили обалдевшие от сказочного зрелища свидетели, лучше всех, ну, просто необыкновенно хороша в естественном виде оказалась младший сержант медицинской службы Наталья Михайлова. Вот тебе и дурнушка, неумейка, замухрышка, Золушка! Ввиду того, что в нашей соцреалистической литературе женскую наготу описывать не принято, а кто описывал, бывал бит, как у Зощенко студент водолазом, по разным важным местам, предлагаю читателю осуществить полет собственной фантазии и продолжаю разворачивать сюжет. Капитан Грачев, который в свободное от боевых действий время с большим успехом пасся вокруг медсанбата, орлиным оком узрел Наталью, бросился набрасывать на нее шинель, получил за излишние движения по морде, и не один раз, поскольку движений допустил несколько, обозлился и послал недотрогу подальше, ночь не спал, наутро пришел объясняться и снова получил по морде за движения, окончательно спятил и начал долговременную осаду по всем правилам саперного искусства, в каковом почитался асом. И что же? Через несколько месяцев Наталья поверила, с Птичкиной помощью подогнала форму, расцвела и вышла за Грачева замуж, ворожбой и молитвами уберегла его от пуль и осколков, в Берлине отпраздновала с Серегой Победу и наградила его за храбрость и мужество тремя сыновьями-погодками.
И вот спустя сорок с лишним лет подполковник запаса Сергей Сергеич Грачев взбрыкнул копытом, а я получил даже не сигнал, а вопль о помощи: «Гришенька, родной, — причитала Наталья, — увела гадюка Сережу! Зачастил в парикмахерскую, «Шипром» брызгался, уж лучше бы его пил! Из этой проклятой парикмахерской третьего мужика уводят, бандитки, что ни день стригла его брила, привора-аживала! Второй месяц на улицу не выйти, соседки, змеи, сочувствуют, пальцами показывают, детям-внукам вру, сказать стыдно, а ему звоню, а он, стервец, под градусом: «Который день тебе толкую, любил тебя, теперь другую!» Издева-ается! И все из-за «Спортлото», будь оно проклято, десять тысяч угадал, сгори они огнем, а Надьке тридцати нет, на одни колготки ползарплаты…»
Вот тебе и Шекспир! Увели Серегу средь бела дня, как когда-то цыгане уводили лошадь. Приехали, Наталья неприбранная и зареванная, жизнь кончилась, позор на старости лет и прочее. Змеи-соседки советами одолевают, но от традиционно принятых у нас способов борьбы за прочную советскую семью — заявлений в партком, писем в газету или на худой конец мордобоя Наташа решительно отказалась: «Или придет по-хорошему, или пусть лопает клубничку до инфаркта! А у него радикулит, мучается, за ним ухаживать надо… ыы… ыы…»
