С тобой навсегда | страница 75
— Да, он, — голос мой чуть не срывается.
— Нет, девушка, ничем не можем помочь. Он выселился неделю назад.
— А как же… — я не договариваю, ибо не знаю, что говорить.
Но администраторша и не дает мне возможности договорить:
— Впрочем… Если это очень важно, есть его лейпцигский адрес. Телефон, факс. Вам нужно это?
Упавшим голосом произношу:
— Нет, пожалуй…
— А как же удостоверение? — допытывается администратор, хотя, кажется, человек опытный, она мне не очень верит.
— Ах Господи! — восклицаю я. — Он выпишет себе новое.
— Вам видней, — и она кладет трубку.
А я еще некоторое время слушаю короткие гудки.
«Вот так! Все просто! А ты ждешь. Весну из себя строишь, архитекторша! Вздрагиваешь от каждого телефонного звонка. Наполняешь теплом глазки…»
Я разочарована.
Смотрю на себя в зеркало: даже бледна.
«Глупая ты, глупая! Вспыхнула, как спичка! А мальчик твой пошел на дискотеку с другой девочкой. Там — в Лейпциге. Он вспоминает о тебе только тогда, когда разглядывает желтеющий синяк у себя на бедре».
Я готова расплакаться.
И даже не слышу, как открывается дверь в приемную:
— Люба?..
Я вздрагиваю. Я не верю своим глазам. Это мистика какая-то! Петер Фолькер возвышается надо мной, улыбается.
Спрашивает по-немецки:
— Вы меня еще помните?
— Ах, это вы, Петер!.. Конечно, помню…
Часть вторая
Чай или кофе?
— Ах, это вы, Петер!.. Конечно, помню…
Я смотрю в его глаза и вижу, как тревога и последние сомнения, какие еще там были, улетучиваются. Я не знаю, что Петер читает в моих глазах, но предполагаю — на словах я бы ему это сейчас не выдала.
Вслух произношу:
— А что, съезд еще не закончил работу?
— Съезд? — Петер, кажется, меньше всего сейчас думает о съезде. — Ах, съезд! Да… Было торжественное закрытие неделю назад.
— А вы здесь? — я не скрываю, что удивлена… я приятно удивлена.
— Я? — Петер как будто не совсем понимает, о чем я сейчас спрашиваю. — Я не знаю точно, какие вам больше нравятся цветы, но вот эти тюльпаны будут явно к лицу.
Только сейчас я замечаю большой букет у него в руках. Петер протягивает его мне. Если бы глаза Петера — без сомнения, очень выразительные, — еще были бы способны говорить, они заговорили бы о любви открытым текстом.
Кровь приливает мне к лицу:
— Ах, они хороши!
— Цветочница сказала: прямо из Голландии.
Я с улыбкой качаю головой:
— В эту Голландию она каждое утро ездит на электричке. Наш сервис — это не ваш сервис…
Петер несколько огорчен. Кажется, я что-то не то сказала. Тут же спохватываюсь: