Не знаю, удается ли мне сейчас это? Может, внешне и удается, но мысленно я кляну себя и смеюсь над собой:
«В чем же ты преуспела, неудачница? В самостоятельной жизни общежитской? Никакая ты не деловая женщина, а обыкновенная старая дева двадцати семи лет. С претензиями, но без возможностей. Даже угла своего нет!..»
Я быстро отгоняю от себя эти мысли. Я уже давно научилась отгонять от себя неприятные мысли. В этом умении — защитная реакция моя.
Отложив салфетку, улыбаюсь:
— А вы не опоздаете, Петер?
Он быстро взглядывает на часы:
— Если ехать на такси, остается еще время.
— Вот и прекрасно! — восклицаю я. — Вы подбросите меня до театра.
— Вы актриса? — глаза Петера широко распахиваются. — Как я сам не догадался! Ну конечно! Вы типичная актриса…
— О нет! — я смеюсь. — Обошла меня эта чаша. Я всего лишь скромная труженица, секретарь.
— Не сомневаюсь, вы — самый лучший секретарь, — не теряется Петер. — И вы мне нравитесь… Я, конечно же, подвезу вас на такси.
Поглядываю на салфетку:
«Нет, она мне не понадобится. Я владею собой. И он больше не застанет меня врасплох».
Возле дома на стоянке ожидает одинокое такси. Мы садимся на заднее сиденье, и я, к изумлению своему, обнаруживаю за рулем того же таксиста.
Он хмуро поглядывает на меня в зеркальце заднего вида:
— Куда?
— Сначала — Мариинский театр…
Машина трогается. Петер оглядывает микрорайон и говорит, что непременно постарается запомнить это место.
Водитель такси, услышав немецкую речь, почему-то сразу перестает хмуриться. Даже более того; какая-то подленькая улыбочка начинает время от времени играть у него на губах. И на меня он поглядывает понятливо. «Что он там себе понимает?» — укалывает меня вопрос. На Петера Фолькера таксист глядит с интересом и с некоторой надеждой. «На валюту надеется, что ли? Впрочем этот таксист человек явно опытный. Он знает, на что надеяться!..»
Едет таксист аккуратно и, кажется, выбирает не самую короткую дорогу. И больше не смотрит на нас. Петер молчит, восхищенными глазами глядит за окно. Он видит сейчас Петербург и, вероятно, ни о чем другом не может думать.
А я думаю о нашей беседе, о том приятном, что Петер мне сказал.
«Как он удивился, когда я заговорила по-немецки!»
Тут я вспоминаю свой институт…
Не всегда отдаешь себе отчет, в связи с чем всплывает в памяти то или иное воспоминание, но это вызвано мыслями о немецком языке… У нас на кафедре немецкого языка раз в год устраивались конкурсы переводчиков. И я каждый год принимала участие в них. И очень успешно: на первом курсе взяла главный приз — какой-то роман на немецком языке; на втором курсе меня тоже удостоили главного приза — книги о средневековых медиках на немецком же языке. И на следующий год я явилась на конкурс.
