Петер спохватывается — ему неловко за этот жест (с часами); будто он торопится оставить мое общество, — а это совсем не так.
Петер замолкает и внимательно глядит на меня. У него светлые волнистые волосы и темные брови; ярко-синие глаза.
— Что же вы замолчали? — спрашиваю его.
Он отводит глаза в сторону:
— Вот подумал сейчас: я поеду слушать доклад, вы — тоже куда-нибудь…
— Да, на работу.
— А встретимся ли мы еще?
— Это будет зависеть от нас, — я улыбаюсь обнадеживающе.
Веселые искорки загораются у него в глазах:
— Вы имеете в виду — попаду ли я еще к вам под колеса?
— Нет, что вы! — вздрагиваю я. — Лучше уж тогда нам не встречаться.
Не встретиться больше — его не устраивает. Я вижу: тень пробегает у него по лицу. Но Петер больше не развивает тему. Он обращает внимание на другое:
— У вас интересный выговор.
— Да, я сама замечаю. Но у нас все говорят так. А вам он как представляется?
Я боюсь, что он сейчас заговорит о провинциализме. Но у Петера Фолькера другие ассоциации:
— Старинный какой-то. Я словно разговариваю с Маргаритой Фауста.
— Очень даже может быть, — мне приятно сравнение. — Посудите сами: язык почти в полной изоляции больше двух веков — со времен императрицы Екатерины.
— Это очень романтично! — оценивает Петер. — Есть в этом какое-то очарование.
— Спасибо, Петер, но вы явно хотите мне польстить, — я держу дистанцию, которую он, мне кажется, хочет сократить. — Но, принимая во внимание вчерашние события, я не заслуживаю доброго отношения с вашей стороны.
Петер Фолькер обдумывает несколько секунд мои слова, помешивает ложечкой чай в стакане. Ложечка поблескивает в определенном ритме.
Почему-то я пугаюсь этого:
«Не гипнотизирует ли он меня?»
Петер смотрит на меня внимательно, он прямо-таки обволакивает меня небесной синевой своих глаз.
И вдруг улыбается:
— Не пугайтесь… Вы просто очень нравитесь мне.
Он будто в душу мне заглянул. Или испуг был написан у меня на лице? И еще я не ожидала, что он выскажется так прямо.
Меня трогают за живое его слова. Кажется, я даже краснею. Господи! Как маленькая девочка, я прямо-таки заливаюсь краской. Давно со мной такого не бывало! Я даже не помню, когда в последний раз и бывало-то.
Схватив салфетку со стола, начинаю легонько промакивать губы. Этот маневр я провожу, чтобы отвлечь внимание Петера на салфетку. Попросту я прикрываюсь салфеткой. Мне почему-то не хочется казаться собеседнику чистой, неискушенной, краснеющей по всякому пустячному поводу тургеневской девушкой или только что упомянутой гетевской Маргаритой. Мне хочется казаться самостоятельной деловой женщиной, уверенной в своих силах и весьма преуспевшей в жизни.
