У бармена расширились глаза.
- Не может быть! Вы хотите сказать, что кто-то сознательно?.. О, Господи!
Он был маленьким лысым человеком с усами с навощенными кончиками. На красном лацкане сюртука красовался большой значок с улыбающейся физиономией. Он не спросил у Либермана фамилии, и тот не стал представляться.
- Часто ли он посещал вас?
Нахмурившись, бармен пригладил усы.
- Мм-м... как сказать. Не каждый вечер, но раз-два в неделю. Порой и днем заходил.
- Насколько я знаю, в тот вечер он был тут не один.
- Это верно.
- Был ли он с кем-то до того, как ушел?
- Он был один. Вот точно, как вы сейчас. Он ушел в большой спешке.
- Да?
- Ему еще и сдача причиталась, восемь с половиной марок, но он не стал даже дожидаться ее. Он всегда хорошо оставлял на чай, но не столько же. Так что я собирался вернуть их ему, когда он снова появится.
- Он о чем-нибудь говорил с вами, когда сидел тут и пил?
Бармен покачал головой.
- По вечерам я не могу позволить себе прохлаждаться за болтовней. Школа бизнеса устроила вечеринку, - он показал из-за плеча Либермана на зал, - и с восьми часов мы тут носимся как угорелые.
- Он тут ждал кого-то, - сказал с другого конца стойки бара круглолицый пожилой мужчина в жокейской шапочке и потрепанном плаще, застегнутом до самого горла. - Он то и дело посматривал на дверь, словно ждал появления кого-то.
- Вы знали герра Дюрнинга? - спросил Либерман.
- И очень хорошо, - сказал старик. - Я был на похоронах. Там было так мало народа! Я был просто удивлен.
И обращаясь к бармену, он сказал:
- Знаете, кого там не было? Оксенвальдера. Что меня удивило. Чем же таким важным он был занят?
Он обеими руками поднес ко рту пивную кружку и опустошил ее.
- Прошу прощения, - сказал бармен Либерману и двинулся к другому концу стойки, где сидели несколько человек.
Встав, Либерман прихватил с собой свой томатный сок и портфель и пересел поближе к старику.
- Обычно он располагался с нами, - старик вытер рот тыльной стороной ладони, - но в этот вечер он сидел один, вот тут, посередке, и все время посматривал на дверь. Кого-то ждал, все время сверялся со временем. Апфель говорит, что, наверное, ждал того коммивояжера, который был тут предыдущим вечером. Он же любил поговорить, наш Дюрнинг. Честно говоря, мы не особенно жалеем, что его тут нет. Поймите меня правильно, мы, конечно, любили его и не потому, что порой он всем ставил выпивку. Но он бесконечно рассказывал одни и те же истории, снова и снова. Хорошие истории, но сколько же можно их слушать? Снова и снова, и все то же: как он обдуривал самых разных людей.
