Молчание становилось все тягостней. «С чего это сердце так колотится?..» Он смотрел на маленькую девушку, и она чем-то напоминала ему неоперившегося птенца… Коммунистка… Впрочем, представителям ее поколения, прозревшим к концу войны, здесь, в тылу, нетрудно было стать коммунистами.
Они подхватили уже зажженный факел. Он кашлянул. Видимо, ему первому следует начать разговор. Девушка очень мила и по-настоящему скромна… Меньше всего он хотел бы обидеть ее.
— Я слышал, вы любите пошутить, — наконец произнес он.
— А почему бы и нет, — живо откликнулась девушка.
Еще когда они поднимались по лестнице, Ализ шепнула ей, что у Банди поселился «неизвестный», здесь ему безопасно, потому что у Банди репутация буржуазного радикала. С того момента, когда Йолан переступила порог, она с замиранием сердца поглядывала на утомленного, красивого, неразговорчивого молодого человека.
Кто он, этот «неизвестный»?
— Однако, глядя на вас, никак не скажешь, что вы любительница шутить, — сказал Тибор и снова кашлянул.
— Может быть, — согласилась она.
«Какой он суровый, — подумала Йолан. — Говорят, Шандор Петёфи был таким же… А ведь он и лицом похож на Петёфи, особенно в профиль. Худощавый, бледный, щеки впалые… А какой проницательный взгляд! Уж не поэт ли он?.. Где-то я его уже видела, но где? — она напрягла память, — Ну да, да. конечно, я видела его на митинге… Он выступал, но тогда он казался старше… Наверное, потому, что носил усы. Это он! Он был там, о нем говорили еще, что он участвовал в борьбе за победу русской революции! Единственный из оставшихся на свободе вождей нашей партии…»
Она напряженно следила за собой, чтобы не допустить какую-нибудь вольность. А тут, как назло, нестерпимо ныли ноги. На улице сегодня так холодно, они долго шли по морозу, ноги замерзли и теперь начали отходить. С каким наслаждением она скинула бы сейчас обувь и поджала ноги!
В детстве она всегда так согревала их. Если бы не этот суровый товарищ, она и сейчас поступила бы так же. Йолан упрекала себя за то, что разговор не клеился. Всю жизнь мечтала встретиться с героем, а на поверку вышло, что ей и сказать ему нечего. Не развлекать же его всякими шутками, за которые гимназистки-одноклассницы прозвали ее «президентом клуба острословов…» Заговорить о политике? Глупо. Какое дело ему, одному из вождей партии, до ее «политических суждений»? Может, рассказать, как выполняла вчера особое задание, прогуливаясь неподалеку от виллы, где шло заседание второго состава Центрального Комитета? Ей поручили, если заметит что-нибудь подозрительное, махнуть платком товарищу, стоявшему на углу… Но как она ни вглядывалась. ничто не вызывало ее подозрения. Так и не пришлось подавать сигнала. «Еще подумает, что хвастаюсь», — подумала она и снова промолчала. Но, несмотря на нерешительность, смущение, тревогу, на душе ее вдруг стало хорошо от предчувствия чего-то большого и важного. И совсем не обязательно разговаривать — рядом удивительный человек, она видит его, разве этого мало?..
