С той поры много
воды утекло.
По Испании
гремело имя
британского
офицера Шарпа.
Порой Гуден
спрашивал себя,
не тот ли это
Шарп? Вряд ли,
конечно. Высокомерные
островитяне
не поощряли
толковых рядовых
производством
в офицеры. К
тому же, испанский
Шарп был стрелком,
а индийский
носил красный
мундир. Тем не
менее, Гудену
хотелось всё
же верить, что
это тот самый
Шарп. Достойный
был парень.
Выбился он в
офицеры или
сгнил в индийской
земле? Европейцы
в Индии не
заживались.
Размышления
помогали сгладить
горечь потери
дневников,
скоротать путь
и пропускать
мимо ушей шпильки
Кайлю. Беременная
Мария стонала
с уцелевшей
телеги. Гарнизонный
хирург, кичливый
парижский
индюк, ненавидевший
Испанию, доложил
Гудену, что
девчонка окочурится,
если не вскрыть
ей брюхо.
- Плод идёт наружу
боком. – пояснил
он, - А должен
головой.
- Вы вскроете
ей живот, и она
погибнет. –
сказал Гуден.
- Может быть. –
пожал плечами
коновал. Возню
с «солдатскими
подстилками»
он ненавидел
ещё сильнее
Испании, - Если
не вскрою, окочурится
точно.
- Постарайтесь,
чтобы она не
умерла до Ирати.
– попросил
полковник, - А
в Ирати прооперируете.
- Ну, не знаю, не
знаю… - с сомнением
протянул врач.
Далёкий раскат,
похожий на
гром, расколол
тишину. Гром?
Небо было серым,
но не грозовым.
Подтверждая
возникшие у
Гудена подозрения,
донеслись
приглушённые
расстоянием
выстрелы.
- О! – торжествующе
поднял палец
Кайлю, осадив
лошадь рядом
с седовласым
полковником,
- Впереди враг!
- Не обязательно
впереди. – возразил
Гуден, - Горы
обманчивы, и
звук может идти
откуда угодно.
- Они поджидают
нас. – настаивал
Кайлю, картинно
воздевая руку,
- Бросили бы
баб, уже были
бы там. Вы за
это в ответе,
Гуден. Потеряем
Орла, будьте
покойны, император
узнает, кому
он обязан позором.
- Как вам угодно.
– равнодушно
сказал Гуден.
- Бросьте баб,
Гуден! Ничего
с ними не станется!
– взмолился
Кайлю, - Рванём
вперёд и до
сумерек будем
на перевале.
- Женщин я не
брошу. А в Ирати
мы и так доберёмся
задолго до
сумерек. Тут
уже недалече.
Кайлю плюнул
в сердцах и
пришпорил
скакуна.
Гуден нахмурился.
Он до крови
стёр пятки, но
лейтенанту
его лошадь была
нужнее.
Полковник
шагал, стараясь
не обращать
внимания на
саднящие ступни,
на визгливый
голос срывающего
на подчинённых
злость Кайлю,
на горестные
надрывные стоны
роженицы.
Набожностью
Гуден не отличался,
однако, приближаясь
к Ирати, где
шёл бой, полковник
молился. Он
молил Господа
ниспослать
ему победу,
крохотную
победу, способную
перечеркнуть
годы поражений.
Чуда, Господи,
рождественского
чуда, взывал
Гуден. Я не хочу
уходить в мир
иной «полковником
Неудачей»!
