Вины Гудена
в несчастном
случае не нашёл
бы самый въедливый
критик, тем не
менее на душе
у него лежал
камень. Удача
постоянно
играла с ним
подобные шутки.
Забрезжил серый
рассвет, а до
перевала ещё
было шагать
и шагать. Один
из лейтенантов
Гудена, больной
лихорадкой,
совсем сдал,
и полковник
уступил ему
своего коня.
Полковника
Кайлю задержка
привела в бешенство.
Никогда, утверждал
Кайлю, он не
сталкивался
с такой расхлябанностью!
Да из деревенского
дурачка вышел
бы командир
способнее
Гудена!
- В полдень мы
должны были
быть на перевале!
– шипел Кайлю
Гудену, - А теперь,
дай Бог, к ночи
доволочиться!
Гуден в пререкания
с Кайлю не вступал.
Что тут можно
поделать? Лишь
двигаться
вперёд, благодаря
судьбу за то,
что гверильясы
мирно почивают
в постельках.
Через три дня,
прикидывал
Гуден, он и его
люди будут в
казармах во
Франции. Через
три дня Орёл
Кайлю будет
в безопасности,
и Гудену перестанут
мерещиться
ружья расстрельной
команды. Через
три дня, если
на перевале
не окажется
англичан.
Вскоре после
разговора с
Кайлю случилась
вторая неприятность.
Ось одной из
телег, нагруженной
нехитрым скарбом
солдат гарнизона,
лопнула. Лошади,
прежде чем их
остановили,
успели протащить
повозку по
неровностям
дороги. Недалеко,
но достаточно,
чтобы превратить
телегу в кучу
обломков, оглядев
которые, Гуден
испустил тяжёлый
вздох.
Полковник
разрешил подчинённым
забрать из их
добра то, что
они могли унести
на себе. Остальное
пришлось бросить.
Кайлю, сатанея
от очередной
задержки, шипел
сквозь зубы
проклятия.
Гуден отмалчивался.
Он лишился
единственной
своей ценности
– его индийских
дневников.
Тетрадей, в
которых были
чуть ли не поминутно
описаны счастливые
годы, когда он
думал, что ему
удастся выдворить
англичан из
Индии. Как он
был наивен
тогда.
Гуден часто
вспоминал
Индию, и скучал
по жаре, по её
странным запахам,
по ярким краскам
и непостижимости.
Он скучал по
варварскому
великолепию
туземных армий,
по чуждому для
европейского
глаза ночному
небу и ласковому
солнцу. А, может,
он скучал по
самому себе,
молодому,
самонадеянному,
не сомневающемуся
в том, что мир
готов лечь к
его ногам.
Иногда он жалел
себя, и в такие
минуты Гуден
винил во всех
своих бедах
английского
парнишку по
фамилии Шарп.
Англичанин
пришёлся по
душе полковнику.
Забавно, потому
что именно Шарп
стал причиной
первого поражения
Гудена. Первого
поражения,
положившего
начало остальным.
Собственно,
даже сейчас,
за исключением
редких приступов
жалости к себе,
полковник ни
в чём Шарпа не
винил. Он смог
увидеть в Шарпе
прирождённого
воина. Такие
нечасто рождаются
на свет. Императору
Шарп бы понравился.
Везучий стервец.
