— Так и решили… Стало быть, на струге две пищали и восемь лучников да у тебя, Матвей, пищаль и луки… Думаю, пробьемся. Огненного боя у татар, может, нету.
— Дай бог!
— Да поможет аллах!
Позвали татарина, объявили: пусть ведет караван, получит подарки.
Плосколицый закивал, закланялся, потом забормотал:
— Я — бедный человек, братья — бедные люди. Все могут обидеть. Кому скажешь? Ай, плохо!
Догадались, что вестник торгуется, просит дать подарки сразу. Хасан-бек, распорядился выдать каждому татарину по однорядке и куску полотна.
Татарин оскалился:
— Ай, добрый хан! Хороший хан! Не бойся! Так проведем, как рыбка поплывешь. Прямо поплывешь!
И захихикал.
— Все трое с нами поплывете! — предупредил татарина Афанасий, пристально глядя ему в глаза.
Татарин не отвел взгляда.
— Якши! Трое так трое!
…Обеспокоенный известием, караван гудел. Еще недавно смеявшийся бронник смотрел растерянно и виновато.
— Сглазил! — прошипел ему Микешин, и никто не вступился за Илью. Может, повернем? До Сарая-то дошли…
— Я плыву! — твердо сказал Никитин. — Вы как хотите. Упрека на вас не будет.
Копылов ткнул ладью сапогом:
— Вместе шли доселе, вместе и дальше идти. Ништо. Дружба шкуры дороже.
Илья Козлов спросил Никитина:
— Может, кольчужки мои оденете?
В голосе его было столько сердечного недуга, что Афанасий смягчился:
— И то польза. Вынимай.
Бронник принялся хлопотливо разрывать веревки на своих тюках, даже левую ладонь ожег.
Вместе с москвичами перетащили товары в их ладью, уложили, укрепили. Тверская ладья, с которой содрали парус, вдруг осиротела, стала жалкой.
Все тверичи, кроме Микешина, после долгих колебаний залезшего к московским, перешли на струг, разместились кто где: и под палубой — в сыром, вонючем нутре корабля, и наверху, среди клеток.
Васька бродил по палубе, где сразу стало тесно, и просил:
— Вы, робя, осторожней с птицей!
Хасан-бек велел поворачивать. Торопливо, оглядываясь на Бузань, вернулись в Ахтубу, чтобы другим путем, ериками, проскользнуть мимо Астрахани.
Послу стало не до шахмат и сказок. Он тоже стоял наверху, беспокойно осматривал людей, берега.
Никитин подошел к нему:
— Астрахань покажется на закате, так надо бы пристать где, дождаться ночи.
Все поглядывали на небо, стараясь угадать, не изменится ли погода. Чистое небо не радовало. Вот бы сейчас дождь! Говорили приглушенно. Возбужденный Иван Лапшев, лежа у борта с луком в руках, улыбаясь, старался поймать взгляд Никитина.
Никитин присел рядом.
