— Не боязно?
— Нет, дядя Афанасий…
— Молодцом… Будет бой — хоронись за борт. Стреляй, как близко подпустим. Зря стрел не трать.
— Ага.
Копылов тихо сказал:
— Жалко ладью. Рябов-то, черт, свою не бросил.
— Господь с ним! — озабоченно отозвался Никитин. — И ладью не пожалею, если пройдем…
Если пройдем! Об этом думал каждый, и каждому становилось страшно при мысли, что могут и не пройти.
— Гляди за татарвой! — шепнул Афанасий Копылову. — Чуть что стреляй…
— Ясно…
Илья Козлов, чувствуя себя виноватым в грозящем несчастье, стоял возле татар, нелюдимо сидевших, на носу, готовый в любую минуту броситься на них.
Вышли в Волгу, пустились по ней меж оголенных солончаковых берегов и, ближе к вечеру, тихо пристали возле небольшого заливчика.
Здесь долго ждали темноты. Нынче вечер не торопился. Время тянулось невыносимо медленно. Тонкий, словно клочок ваты, месяц поднимался в редких облаках. На закате неуклюже, нехотя громоздились тучи. Закроют они месяц или не закроют? Поди угадай! Ветер как будто свежел, тянул настойчивее.
— Господи! — вслух сказал Никитин. — Помоги!
Наконец стемнело. Тучи все-таки наползли, надвинулись на месяц, его легкий, предательский свет погас.
Никитин подошел к Хасан-беку:
— Плывем!
Хасан-бек изменился. Вместо обычного халата на нем была теперь кольчуга, у пояса короткий меч. Горбоносое, толстое лицо уже не выглядело добродушным, глаза кололи.
— Плывем.
Никитин негромко крикнул:
— Весла! — и перешел на нос, к татарам. Кривоногий, со шрамом на лбу, кивнул ему:
— Слушай меня, купец… Сейчас — в левый ерик.
Тихо всплескивают весла, тихо идет струг, еле слышен за кормой стук весел на московской ладье. Татары сидят тихо. Никитин стоит так, чтоб никто из них не мог броситься на него. Рядом сопит бронник Берегов не видно. Они скрыты ночным мраком. Что берега! С каждой минутой мрак плотнее, уже не видно воды, скорее угадываешь, чем видишь, и товарищей.
— Лева, лева! — шепчет татарин.
Струг уходит еще левее, в новый ерик. Похоже, что татарва не обманула, Астрахань-то справа должна быть.
— Права!
Никитин хмурится. Может, все-таки обманули? Но вскоре он начинает терять представление о том, где находится караван. Эти повороты влево и вправо путают его.
Слышен шепот Юсуфа:
— Хасан-бек спрашивает, где мы?
Никитин молчит, держа руку на кинжале. А струг медленно плывет в неизвестность, то задевая бортом за камыши, то царапая днищем по песку.
Ночь. Тишина. Плеск весел. Шуршание водяных трав.
— Лева… Права…
