Рублев - Владимир Сергеевич Прибытков

Монастырь. Келья. Острые запахи рыбьего клея и олифы.

Перед законченной иконой — человек в черном облачении.

Икона видна хорошо: рисунок строг и точен, краски положены жидкими слоями «в приплеск», одна на другую, тени санкиря дымчато-зелены, вохрение неповторимо нежно.

Кажется, икона излучает мягкий колеблющийся свет. Но лицо мастера отвернуто.

Отвернуто вот уже шестьсот лет.

Мы шестьсот лет обречены видеть только монастырскую келью, удивительные творения легендарной кисти и ничего больше.

Жизнь художника-гения, не знавшего себе равных среди современников, почти неизвестна.

Имена Фра-Анжелико, Джотто, Рафаэля говорят нам несравненно больше, чем простое русское имя — Андрей Рублев.

Загадочная судьба!

Его близко знают, его талант высоко ценят летописцы, зодчие, государственные деятели эпохи.

Города стремятся залучить его для росписи лучших храмов. Летописцы называют «мудрым» и «чудным». Поражаясь той душевной щедрости, той доброте и любви, тому уважению к людям, которые водят кистью художника, они с наивной искренностью переносят восхищение силой человека-творца на его произведения, благоговейно считая написанные им иконы чудотворными.

Высшего признанья средневековье дать не может, и никому, кроме Андрея Рублева, не дает.

Но подробности жизни великого мастера погребены в веках, и тайну погребения они хранят ревниво и неусыпно.

Самый крупный писатель времени — Епифаний Премудрый, инок той же Свято-Троицкой обители, где послушничал Рублев, — о мастере не пишет. Другой писатель — Пахомий Логофет — говорит о нем скупой скороговоркой.

Летописи столь же немногословны.

Епископ Иосиф Волоколамский называет мастера святым, но о «житии» святого Андрея Рублева — ни звука.

Это походит на заговор.

Несколько сухих указаний летописи на роспись Рублевым храмов, на его совместную в 1405 году работу с Феофаном Греком в Благовещенском соборе Московского Кремля, известие о переходе живописца из монастыря Святой Троицы в Спасо-Андрониковский, рассказ о создании им в двадцатые годы XV века деисуса для той же Святой Троицы и похожее на легенду сказание о смерти художника — вот и все, что получаем мы от прочтения «древних пергаменов».

Год рождения Рублева нигде не указывается. О происхождении его ничего не говорится. Причины перехода из одного монастыря в другой не объясняются. Об отношениях Рублева к окружающим его людям и событиям — почти ничего.

Лицо отвернуто.

Фигура неподвижна.

Молчание нерушимо.