— Есть! — вздохнули над ухом Никитина.
Испуганный своей смелостью, Хасан торопливо пояснил:
— Это нашли жемчужину, ходжа… Прости меня за беспокойство.
— Ладно тебе. В тюрбане — кто такой?
— В тюрбане — надсмотрщик, ходжа. Он собирает весь жемчуг.
— А те, что ловят?
— Просто рабы.
Никитин, глядя на лодку, промолвил:
— Похоже, этот, в тюрбане, к твоему хозяину заходил…
— Я ничего не видел, ходжа! — быстро ответил Хасан. — Ничего не знаю.
Продолжая рассматривать голых, с неестественно выпирающими ребрами груди и впалыми животами гребцов, Афанасий полюбопытствовал:
— Ты в первый раз тут?
— В первый раз.
— А сам из Индии?
— Да, ходжа.
— И отец с матерью там?
Хасан еле слышно ответил:
— У меня их не было, господин.
Афанасий повернул голову:
— Как так? Померли, что ли?
Опустив глаза, Хасан потрогал коричневыми пальцами горячий камень:
— Не знаю… Их не было.
— Ну, погоди, — сказал Никитин. — Ты как к Мухаммеду попал?
— Меня продал прежний господин.
— Ты у него вырос?
— Нет. Он меня тоже купил.
— У кого?
— У другого господина.
— А, черт! — выругался Никитин. — Но ты же рос где-то?
— Да. Это было в Лахоре.
— Ну, и… Неужели ты никого не помнишь?
— Помню. Большой дом, красивый. Много слуг. Мы, дети, месили навоз на топливо. Целыми днями. Или носили воду. Нас очень сильно бил повар. Кашлял он от злости и дрался. Вот его помню. И корову помню, с которой спал. Красная была, с белым седлом на заду. А больше ничего не помню.
— Н-да… — только и сумел выговорить Никитин.
В эту минуту он услышал крик. На челне суетились, дергали веревку, разбирали весла. Появившийся из воды ловец едва успел перевалиться в лодку, как рядом мелькнуло что-то грязно-белое.
— Акула… — побледнев, пояснил Хасан. — Пополам бы рассекла и сожрала. Очень много здесь акул. Опасно жемчуг брать.
— Берут все же. Не боятся.
— В море можно и уцелеть, ходжа, а хозяин не пощадит.
Этот случай и разговор с Хасаном чем-то обеспокоили Никитина.
Перебирая в лавках жемчужины — белые, розоватые, черные, очень редко зеленоватые, Афанасий испытывал теперь почему-то такое же чувство брезгливости, как тогда, когда увидел мерзкое брюхо хищной рыбины. Отделаться от этого чувства было невозможно. Знаменитые Бахрейнские острова и неведомый Цейлон, где, сказывали, море богато родит жемчуг, представлялись ему скучными, каменистыми, как Ормузские скалы, а вода вокруг них — полной поганых акул.
Ветер дул с моря. Он пригонял барашки. Почтовые голуби Ормузского мелика,[56]
