— Пошла прочь!
Кашин рванул все время сползающую шубу. На чистом половике заметил складку, им же сбитую, поддал половик носком, сволок в угол и стал топтать каблуками, пока не устал. Шуба мешала. Швырнул ее на пол, плюнул в лисий мех Утер рукавом дрожащие губы и выругался.
Уселся на лавку, с шумом выдохнул спиравший грудь воздух.
— Ну, Афонька… — выговорил он вслух. — По миру пущу, порты холщовые!
Рассказанное Микешиным вызвало в старом купце такой прилив злобы, что он чуть не убил и самого Митьку. Тот еле увернулся от полетевшей в голову палки.
"Ах, сволочь! — думал теперь Кашин. — До Сарая доплыл, так мало показалось! Обмануть захотел, лишнее сорвать! В Шемаху пошел? Будет тебе Шемаха!"
Вернись Никитин с удачей, Кашин бы слова ему не сказал. Он сам знал это. Но оттого распалялся еще сильней.
Он клял тот час, когда сговорился с Никитиным. Кикимора Аграфена, даром что дура, и то остерегала. А он-то! Он-то' Поверил!
Собственные потери казались Кашину больше, чем они были на самом деле.
Подогревало его ненависть и все случившееся после отъезда купцов. За никитинскую грамоту княтинцам таскали Кашина в приказ. Давал товары ему? Давал. Да еще, говорят, дочь обещал замуж отдать за Никитина. Стало быть, заодно с ним думаешь? Ага! На подарки дьякам полсотни истратил. Боже мой! А они еще Федьку Лисицу приплели. Тоже, мол, у тебя на дворе околачивался. Татей укрываешь? А кнута не нюхал? Пришлось одному дьяку Пафнутию еще полста дать, чтобы замял дело. Разор! И все упирается в одного человека — в Никитина. Как же ты, Василий, сразу его не разглядел? Где глаза-то твои были?!
— Грабитель! Вор! — шипел Кашин.
Доносившийся сверху плач Олены не утихал.
"Господи! Счастье-то какое, что Барыковы после всего посватались! подумал купец. — Не поверили слухам посадским, будто к Афоньке бегала… Реви, реви, белуга! Через две седьмицы под венец пойдешь. Попробуешь, как мужний кулак утешает!"
Кашин немного успокоился. Дочь спихнет, Афонькин дом и утварь оттягает, Микешину тоже не простит. В кабалу, сукина сына! За соху! Копылова, если долг не вернет, туда же! Пусть потеют!
Василий перевел глаза на шубу, валявшуюся грязным комом на полу, стало жалко добра. Поднял, отер плевки, встряхнул, накинул на плечи.
— Обмануть Кашина хотели, дьяволы? — Сухим кулаком он погрозил в потолок: — Я вам еще покажу индейское царство!
А рыдания сверху доносились все громче и громче…
Кашин был тверд. Через две недели после микешинского приезда весь дом гудел, готовясь встретить жениха с родней и дружками.
