— Да ты всерьез, что ли? — улучил, наконец, миг Копылов.
— Всерьез. И скажу еще: кроме как туда, некуда нам идти больше. Всем рискнуть, а еще раз удачи попытать. А уж коли повезет — в первые люди выйдешь. Забудешь, как другим кланяться.
— Боже, боже! На кой дьявол тебе Индия сдалась?.. Ну, не хочешь на Русь идти, тут как-нибудь приторгуй. Зачем же сразу — в Индию. И дорог туда нет… И даль… Да и есть ли она, Индия-то?.. А, Афанасий… Или ты мне голову морочишь?
Серега испытующе заглядывал в никитинское лицо.
— Эх-ма! — поднялся Афанасий. — Вижу, не укладывается ничего в голове твоей. Пошли.
— Когда ты хоть надумал про тую Индию? — растерянно спросил Копылов.
— Давно надумал! — спокойно ответил Никитин. — Больно много слышу про нее. Повидать захотелось!
— Говоришь так, будто в рыбную слободу собрался.
Никитин поглядел на Копылова сверху вниз:
— Не все ж возле дома топтаться! Одному и в слободу от посада — далеко, другому и в Индию — близко. Идем со мной. Доберемся.
— Помилуй тебя господь, Афанасий. Москвичи за Хвалынь боятся, а ты…
…Когда это было? Неужели так недавно? Да, недавно. И вот последняя ночь вместе. Завтра расставанье. Весь путь из Койтула, все часы в Дербенте и потом, когда ушли из Дербента в Баку, Копылов не отставал от Никитина. Тот видел беспокойство товарища и то посмеивался, то сердился.
В этом отчаянном положении, когда никакого выхода не находилось, мысль о походе в Индию, как ни странно, окончательно укрепилась в Никитине.
Было так. В ожидании поездки к шаху Никитин забрел как-то в верхний город. Он шел один по дербентскому базару мимо липких груд винограда и мушмулы, мимо мехов с вином и холодной водой, мимо торговцев брынзой и сладостями, пробирался в ряды с коврами. Денег не было, но его влек обычный интерес к чужому месту, к заморским работам.
Ковры были красивы и дешевы. Привези на Русь два-три ковра глубоких, удивительных узоров — и ты богат.
Как удавалось тутошним мастерам такое сплетение ниток, такие рисунки? Где брали они такие дивные краски?
Никитина поразил среди прочих ковров один — огромный, алого цвета, с черными, белыми и синими узорами, прихотливо переходившими друг в друга так, что глаз, остановившийся на них, уже не мог оторваться и лишь покорно следовал за изогнутыми линиями.
Ковер покупали. Невзрачный мулла, скрестив руки на впалом животе, торговался со смуглым купцом, сбивая цену.
Купец вспотел, отстаивая свою выгоду. Но мулла знал, что купцу деваться некуда. Обижать духовное лицо он не посмеет, неприятного покупателя не прогонит. И мулла настойчиво гнул свое.
