Никитин не отвечал, разглядывая дорожные камешки.
— И про ладью брошенную толковал, и про схватку… — махнул рукой Рябов. — Слышь, Афанасий, подавайся со мной на Москву. Чего-нибудь придумаем.
— Иль не пойдете дальше? — искоса глянул Никитин на Рябова. — Не будете дороги искать?
— Не велел боярин. Да и самим охоты нету. Какие уж тут дороги! Так и великому князю доведем. Нельзя, мол, за Хвалынь подаваться. Грабят. А за морем, слышь, еще больше неурядиц… Ну, как? На Москву?
— Посмотрю, — неопределенно ответил Никитин. — Подожду, что шах ответит.
…К великому правителю Шемахи купцов не допустили. Боярин Папин взялся передать Фаррух-Ясару написанное русскими гостями челобитье и, верно, передал его, но, прождав ответа целых три дня, купцы остались ни с чем.
Шах велел ответить, что помощи не даст: очень-де купцов много.
Гора Фит-даг с ее башенками, каменной крепостью, садами и шахской стражей сразу стала унылой, гнетущей. Рухнула последняя надежда.
Боярин Папин через Матвея Рябова передал, что вскорости едет обратно. Кто хочет, пусть идет с ним. Матвей Рябов, глядя под ноги Афанасию, говорил:
— Похоже, и у боярина дела плохи. Шах недоволен, что подарков не довезли, сам в ответ ничего не посылает. Видно, не сладился посол с шемаханцами.
Это походило на правду. Шахская челядь глядела на русских с издевкой, близко к крепости не подпускала.
Наступал час расставания. Рябов, Микешин и еще один московский решили ждать Папина. Двое москвичей надумали идти в Шемаху.
Узнав ответ шаха, Копылов разыскал Никитина, ушедшего в горы, и удивился: никитинское лицо было спокойно. Он улыбался, лежа на земле и покусывая травинку.
— Пойдем! — позвал Копылов.
Никитин отрицательно покачал головой, похлопал ладонью по траве:
— Садись… Ну что, погибли вконец, а?
Копылов присел не отвечая.
— Не помог шах. Прав я был.
— Много ль толку от правоты твоей? — возразил Копылов. — Утешает она, что ли?
Выплюнув травинку, Афанасий оглядел удрученного товарища.
— Утешает, — сказал он. — Теперь, по крайности, все кончено, в ноги тыкаться никому не надо.
— Легко тебе так говорить! — с сердцем кинул Серега. — Ты один, как перст. А меня баба и ребята ждут.
— Броннику хуже пришлось! — напомнил Афанасий.
— Илье все равно не помочь, так и поминать про него нечего! — отрезал Серега. — Не стыди меня попусту. Лучше сказал бы, что делать теперь?
Он поднял на Афанасия измученные, ожидающие глаза, и Никитину стало горько, что обидел товарища.
