В это время толпа опять заревела, кто-то опять попал в главную мишень, и опять хозяин, пригнувшись, кинулся к ней, освистываемый со всех сторон пулями.
— Кольчуга — это вовсе не обязательно, — сказал я, когда он вернулся к стойке. — Проще можно. Старый ватник есть у вас?
— Есть, да что толку? Пробовал — прошибает.
— Я сделаю — не прошибет.
Как раз кончилась последняя коробка патрончиков, и тир пришлось закрыть до следующего дня.
Хозяин ночевал тут же, в своем балагане. Он достал из угла старый засаленный ватник, я развел в тазу соляную рапу[10], распялил ватник на деревянных рогульках и спину погрузил в таз. Часа через три вывесил на ветерок сушиться. К утру ватник высох, его спина обрела деревянную жесткость. Попробовали — пули не пробивали ватник со спины.
— Скажи на милость, простота какая, а поди сообрази! — удивился хозяин.
Я уже знал его имя, отчество и фамилию — Григорий Федотович Ксенофонтов. Лет ему было за сорок, из-под широких нависших бровей смотрели глаза — не маленькие, острые, колючие, каким полагалось бы глядеть из-под таких бровей, а большие голубые, чистые глаза, по которым сразу было видно, что он человек добрый и простодушный. Он и в самом деле оказался таким. Уходя в город за патрончиками, он поручил мне, совсем незнакомому парню, охрану своего тира. Вернулся озабоченный.
— Последние восемь коробочек взял в охотничьем обществе. — Он выгрузил из карманов патрончики. — Больше нет, а сезон только начинается. Придется мне съездить в Ташкент, взять коробочек сто.
Десять тысяч патрончиков! Он рассчитывал хорошо подзаработать на ярмарке.
— Еще и не хватит, — задумчиво подсчитывал он. — Осень сухая, месяца полтора простоит. Главное дело — мишени очень завлекательные для публики. Видал, как палят, — изо всех пяти монтекристов сразу. Только бы милиция не прикрыла. Ну-да, пока они соберутся, тут и ярмарке придет конец. Возьму сто пятьдесят коробочек, не пропадут. Пожалуй, нынче же и поеду вечерним поездом, а ты без меня тут один управляйся.
— А вдруг не управлюсь, Григорий Федотович?
— Это почему? Ничего хитрого, сам видал. На плечи — ватник, на голову — шапку с железкой — и пошел. Эти восемь коробочек ты в два дня расторгуешь.
Так я поступил на работу в тир из одной пятой части дохода. В месяц это обещало пятьдесят — шестьдесят рублей, то есть сумму, с избытком покрывающую все мои тогдашние потребности. На меня возлагалось обслуживание стрелков и чистка ружей по вечерам. Риск получить пулю в ляжку на три миллиметра под кожу включался в этот словесный договор.
