Книга юности - Леонид Васильевич Соловьев

В тысяча девятьсот двадцать первом году Фергана все еще была одним из центров басмаческого движения. В городах Ферганы и на железных дорогах правили большевики, в сельских местностях — басмачи. Для большевиков борьба осложнялась близостью границ, за которыми сидели англичане, верховные покровители и науськиватели басмачей. Оттуда, из Ирана и Афганистана, шло оружие, прибывали английские офицеры, переодетые в узбекские халаты.

Мы тогда жили на станции Коканд II, в начале железнодорожной ветки, связывающей Коканд с Наманганом. Поезда имели своеобразный вид: впереди шла платформа с уложенными по бортам кипами прессованного хлопка, вперед смотрела трехдюймовка, по бортам торчали пулеметы. За этой укрепленной платформой следовали еще две с рельсами, шпалами, костылями, накладками и прочим путейским хозяйством, затем шел вагон для железнодорожной обслуги, вагон для охраны, потом — собственно поезд, а в хвосте — опять платформа с кипами хлопка и пулеметами. Часто путь оказывался разобранным, рельсы — снятыми и закопанными в песок. Тут же на ходу линию восстанавливали.

На пути к Намангану железная дорога пересекала Сыр-Дарью. Мост был старый, деревянный, раскачанный — его поставили еще до революции, временно, да так и не успели заменить постоянным. Поезд полз по мосту едва-едва, как будто на ощупь, мост скрипел, покачивался, оседал, а внизу, пенясь у деревянных опор, бурлила и клокотала бешеная река, желтая от глины, крученная от водоворотов.

Охраняли мост поочередно кокандский и наманган-ский железнодорожные отряды. Секреты выставлялись далеко по обоим берегам реки и вниз по течению и вверх. Мы, кокандские мальчишки, ездили к мосту на рыбалку. Все другие рыболовные места на магистральных арыках и на озерах вблизи Коканда были нам недоступны из-за басмачей. Основные басмаческие силы держались в горах, но вокруг Коканда непрерывно шныряли мелкие разведывательные отряды и даже часто заходили в старый город, где басмачи имели много сторонников из мулл и бывших торговцев.

Да, в старый город они приходили, и я по ночам иногда слышал далекую стрельбу. А вот к нам в поселок не пришли ни разу. Всякий благоразумный человек только радовался бы этому, но какой четырнадцатилетний мальчишка может быть обвинен в тягчайшем грехе благоразумия? С пылающим сердцем, с неослабевающим нетерпением я ждал, я жаждал, чтобы они пришли! В моем воображении всегда жила пленительная картина ночного боя: вспышки выстрелов, пулеметные очереди, взрывы гранат. И я, и мои две гранаты, и мой подвиг! Надо сказать, что у меня действительно были две ручные гранаты — бутылки, попавшие ко мне… словом, появление гранат у меня было сопряжено с выдачей в привокзальном садике оружия бойцам железнодорожного отряда и некоторым образом с недостаточной зоркостью лица, производившего эту выдачу… а впрочем, что тут долго распространяться — были у меня две гранаты, и все!