На окраине города, на огромном пустыре, зашумела ярмарка. Ее средоточием было скаковое поле, здесь ежедневно происходили конные игрища — «байга», иначе козлодрание. Сотня всадников выстраивалась полукругом перед помостом, где восседали судьи. На середину поля вытаскивали тушу зарезанного козла. По знаку с помоста всадники тесной толпой устремлялись к туше. Нужно было подхватить ее с земли, вскинуть на седло, прижать сверху ногами, проскакать три круга и сбросить тушу перед помостом. Победителю вручался приз — шелковый халат или расшитые, нарядные ичиги — мягкие сапоги без каблуков.
Побоище начиналось, когда туша лежала еще на земле. Вопили, размахивали плетками всадники, ржали, сталкивались, поднимались на дыбы кони, били в воздухе передними ногами, задевая и всадников, и горе было тому, кто вылетал из седла: могли затоптать в общей свалке, забить копытами до смерти, а уж покалечить — это неминуемо.
Свалка вокруг туши кипела, азарт, нарастая, передавался уже и коням, все тоньше, визгливее, со злобой ржали они, все круче вздымались на дыбы, грозя перекинуться на спину. Туша уже не лежала — висела, ее вырывали друг у друга десятки всадников, успевших к ней первыми, остальные — опоздавшие — пробивались к ней, неистово хлеща тяжелой плетью направо и налево, по лошадям и по всадникам без разбору. Вот почему раньше в Средней Азии было так много кривых мужчин. Свалка усиливалась, наконец какой-нибудь джигит овладевал тушей и вскидывал ее на седло, себе под ноги. Но это еще не означало победы, еще оставались три круга. Редко счастливцу удавалось вырваться вперед, одному, обычно вырывались трое: в середине — счастливец на коне, идущем в полный карьер, а по бокам, вровень с ним, на таком же бешеном карьере — два соперника, свесившись в седлах, намертво, окостеневшими руками, вцепившись в тушу, готовые скорее погибнуть, но не уступить. Три коня шли впритирку, за ними тесной беспорядочной кучей неслись остальные; толпа, окружавшая поле, разноголосо ревела и улюлюкала а в стороне, в тени, на белых кошмах сидели табибы — узбекские лекари-костоправы и спокойно выжидали своего часа. Ждать им приходилось недолго: двое соперников, мчавшихся справа и слева, общими усилиями приподнимали тушу над седлом, а вместе с нею и всадника, и он, потеряв стремена, с ходу летел на землю и оставался недвижным. Его подхватывали, волокли к белым кошмам; теперь уже не трое, а только двое спорили за тушу, успевали подлетать остальные, и снова на поле закипала свирепая свалка. Бывало и так, что всадники всей кучей врезались в толпу, не успевших отскочить зрителей тоже несли к белым кошмам — кого с окровавленной головой, кого с поломанными ребрами.
