Все, о чем ей подолгу удавалось не думать, становилось для нее даже как бы и небывшим вовсе — все это, в связи с предстоящей встречей на нейтральной почве у какого-то Димы, теперь точно прорвалось сквозь запертые двери, вошло в квартиру, заполнило пустоту комнаты, бесцеремонно расположилось вокруг нее.
Она перестала быть хозяйкой своих мыслей и памяти, она жалась, забившись в угол, а они хозяйничали у нее перед глазами, выволакивали откуда-то из глубины картины, лица людей, сказанные и непроизнесенные слова. Все, что было и не могло уже перестать быть, все это ее злосчастное свадебное путешествие, автомобильная поездка к морю.
Воспоминание было нестерпимо постыдное, как будто ты влипла и испачкалась в грязи. Совершенно безразлично, какая роль тебе в этой истории досталась, — ты ее участница и никуда не денешься от чувства, что всякая роль в этом фарсе для всех позорна. Ей было стыдно за себя, стыдно, что были минуты, когда она испытывала какое-то идиотское, приятно щекочущее чувство своего превосходства в тот момент, когда их просторная машина со спокойным жужжанием легко обходила на автотрассе дребезжащие «местные» автобусы, за окнами которых виднелись ряды лиц людей, сидевших в тесноте. Ведь сама она всю жизнь ездила в автобусах, троллейбусах. Однажды ей сделалось вдруг нестерпимо неловко сидеть, развалясь, в теплой сухой машине, когда они нагнали на пустом шоссе девушку, шагавшую, согнувшись, под дождем, прикрывая голову фанеркой.
— Давай мы ее возьмем! — просила она мужа.
— Да она же вся мокрая, заляпает у нас все! — удивлялся Андрей, но тут же весело согласился: — А впрочем, черт с ним. Подсадим!
И она поспешила отодвинуть к сторонке на заднем сиденье кожаную сумку с гнездами для термосов и тигровый плед, чтоб освободить место. Они подсадили девушку, и Андрей сейчас же запросто завел с ней разговор, расспрашивал, откуда она, кем работает, как зовут, и, свернув с дороги, довез ее до самого дома, и под конец они смеялись и болтали, как старые знакомые, а Юля, немного сбитая с толку, притихшая, чувствовала себя отодвинутой в сторону и молчала.
Несколько раз выходило так, что они обедали в хороших ресторанах, хотя можно было поесть в обыкновенной столовой. Юля не вмешивалась ни во что. И когда Андрей, вытащив пачку из заднего кармана брюк, расплачивался за обильный обед с закусками, она старалась не показать виду, что это ее удивляет. У них в семье никогда не любили и не копили денег. Но к ним относились с уважением. Их надо было считать, рассчитывать, чтоб хватило до определенного числа или на покупку пальто. И вдруг она увидела впервые, как можно деньги презирать. Бездумно пользоваться и небрежно, не боясь проброситься, метать, как карты, на край ресторанного столика пятерки и десятки. Эти серьезные, хозяйственные, деловые удостоверения, выданные за проделанную работу, на ее глазах падали из плотной пачки, точно разменные фишки в какой-то игре. Она не могла даже понять, хорошо это или плохо. Просто сбивало с толку.
