Кейт отложила ракетку.
— Пойдем, — обратилась она к Гого. — Пойдем в парк. Я хочу с тобой поговорить.
— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос: то, о чем ты хочешь мне сказать, касается тебя… твоих чувств, твоих планов?
— Нет, Гого, это касается тебя, а меня лишь косвенно.
Он с облегчением вздохнул и улыбнулся.
— Слава Богу! Так пошли.
Гого был уверен, что речь пойдет о каких-то сплетнях. Должно быть, вчера ей наговорили глупостей, возможно, о кассирше из Жуан-ле-Пинс. Но у него есть оправдание — тогда он не знал Кейт. По отношению к той девушке он был достаточно порядочен: платил ей алименты, и она могла жить в полном достатке. Да что там, могла и замуж еще выйти, а за ее истерику он не в ответе. Только глупость руководила ею, когда она выстрелила в ту итальянку. И по той же глупости она покончила с собой.
Они шли широкой липовой аллеей, но свернули влево, где под старым дубом стояла скамья. С давних времен дуб прозвали Маршалом Черного Пруда. Казалось, что с высокого берега он господствовал над огромным прудом, который неподвижной гладью лежал под ним. Пруд был очень глубокий и илистый, заросший старыми корнями и водорослями. Его не очищали умышленно, оставляя в полудиком состоянии. Впрочем, это было и нерентабельно из-за дна: рыбу, пойманную в нем, нельзя было употреблять в пищу, она пахла болотом.
Со скамейки под могучим дубом открывался чудесный вид на кущи старых берез и грабов на противоположной стороне и на обрывистый холм с белой часовенкой. Скамейка имела еще и те достоинства, что стояла вдалеке от посещаемых мест парка, и никто незамеченным не мог приблизиться к ней.
Они шли молча и, не нарушая молчания, сели. Лишь спустя какое-то время заговорила Кейт:
— Гого, ты должен мне пообещать, что рассказанное мною ты воспримешь спокойно.
— Можешь быть уверена, Кейт.
— Так вот, я начну с того, о чем я еще ни с кем не говорила. Ты — первый. Я верю тебе, но в данном случае не это важно. Просто это касается только тебя.
— Я слушаю, Кейт.
— Вчера вечером умерла Михалинка Зудрувна, и, как тебе известно, я присутствовала при ее кончине.
— Да, Кейт, я знаю.
— Перед смертью она призналась мне…
Низкий глубокий голос Кейт сорвался и стал почти суровым.
— Она призналась, что считающийся ее сыном Матей Зудра на самом деле не является ее сыном. Он — совсем другой человек.
Гого заинтересовался.
— Так, и кто же он?
Мертвенная бледность покрывала лицо Кейт.
— Он — граф Роджер Тынецкий.
— Не понимаю.
