„Вона, двадцать один!“ — поразился Порфирий. И она ему сделалась еще дороже.
Плечи, и спина, и острые лопатки вздрагивали от каждого его прикосновения.
— Замерзла, Варя… — Он осторожно усадил ее на табуретку, заботливо укрыл платком.
Она раскинула концы платка и сидела не шевелясь, прямо, положив одна на другую, как первоклассница за партой, руки. Порфирий хозяйничал. Налил в миску — на двоих — похлебки, нарезал хлеба, нацедил вина — поровну, по полному стакану. Второй табуретки в избе не оказалось, и можно было шуткой попросить Варю потесниться.
Она подвинулась на самый-самый край. Петрунин тоже сел на угол табуретки так, что между ними еще оставалось место.
— Пьем до дна, — предупредил он, поднимая стакан. — За встречу нашу. И за победу.
Варя призналась, что никогда не пила.
— Но выпью, — сказала она тихо. — Раз за победу…
Чокнулись, стараясь не пролить ни капли. Петрунин залпом осушил стакан и уже со свистом, аппетитно обнюхивал корочку, а Варя все пила, морщась, обливаясь и останавливаясь на полпути.
— Пей до дна! — воскликнул он встревоженно. — За победу головы клали… Пей!
Она закрыла глаза, стиснулась так, что захрустели плечи, и, стуча стеклом о зубы, допила. С тихим стоном замотала головой. Петрунин спешно пододвинул к ней консервы, шоколадку, но Варя продолжала мотать головой, не отрывая глаз от миски с супом.
— Самое что ни на есть, — одобрил Порфирий, черпая ложкой жирного навару.
Черпали по очереди, не торопясь, Порфирий — левой рукой. Правой он придерживал Варю. Чувствовал, как оседает под его ладонью Варин бок, как нагревается тонкая материя. И сам он, Порфирий, тяжелел, и ноги его будто прирастали к полу.
Сделалось жарко, Петрунин вспотел. И у Вари на висках проступила испарина. Они сидели близко и о чем-то говорили, перебивая друг друга. Наверное, о том, как встретились чудно. Да, Порфирий помнит, говорили об этом. Он еще смеялся над собой, как летел от ее удара.
— Так и надо, Варя! Стоять за себя! — шумел ей в горячее ухо Порфирий. Они сидели тесно, и она тоже держала его или держалась — все перепуталось: красиво, сладко. — Так и надо настоящей девушке! Потому, может, с того моменту и повредилось у меня в голове. Вот ты будешь гнать — не уйду! Потому как чувствую — навеки…
— Не надо, — слабо попросила она.
Порфирий взял себя в руки, помолчал. Пожевал что-то, заботливо осведомился:
— Вот ты, Варя, помахивала тяпкой. А у тебя обход такой громадный. Или заставляют?
