То, что это была мышь-авторитет, всякому было ясно, не только мышам — стоило только услышать, какой звук она умела издавать для подчинения и обуздания. Звук был короткий и цепеняще-властный. На человеческий язык его можно было бы перевести как «цыц!», но этот перевод, как Вы понимаете, будет страдать определенной недосказанностью. Да и потом, дело ведь не в том, что сказать, а в том, как это сделать. И что удивительно — или, наоборот, неудивительно: после этого окрика бурлящие страсти склочных разборок враждующих сторон затихали — мгновенно и безропотно, летучие мыши тут же успокаивались, как будто их обесточили — и воцарялась тишина. До наступления следующего цикла.
К аяуаске индийские племена здесь любовно обращаются не иначе, как к «Растению-Учительнице». Или еще называют ее «medicina», лекарством. Некоторые западные исследователи от них не отстают и уважительного называют аяуаску энтеогеном. Под этим они имеют в виду растение — я говорила, да? — которое раскрывает в человеке божественное начало.
Но мой второй опыт общения с аяуаской сложился непросто. Значимость произошедшего прояснилась только некоторое время спустя, и как только это произошло, меня невероятно удивило, как можно было не увидеть такую очевидную вещь с самого начала.
Стемнело. Вилсон принялся свистеть-шипеть — я уже знала, что это был знак к началу церемонии. Я выползла из-под москитной сетки и заковыляла к противоположной стене комнаты: там вплотную к деревянной стене были придвинуты три распиленные доски — длинные и толстые; одна была положена на другую, так что получилась импровизированная лавка. На ней по центру уже сидел Вилсон. По бокам, справа от него и слева, на таких же досках, только покороче, расположились два моих партнера по церемонии. Все вместе они образовывали букву П, как и во время моей первой церемонии. Поскольку больше свободных сидячих мест не оставалось, я села там, где смогла умоститься — слева, в полуметре от Вилсона. В этом, согласно последующему разбору полетов — по Вилсону — и заключалась моя роковая ошибка.
Раздачу аяуаски он начал в традиционной последовательности: справа налево… хотя чем она, собственно, традиционная? Вот, скажем, читаем и пишем мы в славянских и романо-германских языках слева направо, а арабы — справа налево… но хорошо, не отвлекаемся… возвращаемся к раздаче напитка.
Шипя и посвистывая, Вилсон отмерил полторы мензурки аяуаски, вылил ее в белую эмалированную кружку и протянул напиток плотному мужчине средних лет, сидящему справа. Тот, перед тем как ее выпить, торжественно встал со своих досок, слегка наклонился над кружкой, замер, потом принялся ей что-то доверительно шептать, после чего далеко отвел правый локоть от тела и с парадным видом боевого офицера, приносящего присягу на верность родине, опрокинул в рот содержимое кружки — все, до последней капельки.
