Застывшие глаза оживились, ноги зашагали вновь, процессия медленно тронулась дальше. Голос шейха Байюми звучал то спокойно, то звенел от волнения, взвивался и замирал, странно напоминая погребальные напевы. Атва шел в толпе, напряженно слушая рассказ шейха. Вопросы так и рвались у него с языка.
Вот приближается израильский самолет, преследуемый египетским истребителем. Да, так оно и бывает… Египетский истребитель сбивает израильский самолет. И это может быть… Но неужели самолет был сбит над этой деревней? Именно над этой? Вражеский летчик приземлился на парашюте посредине гумна, а когда жители деревни окружили его, открыл огонь из своего автомата. Жестоко, дико. По мирным, безоружным людям… Он струсил, потому что в их глазах светилась решимость.
Метнув беспокойный взгляд на шейха Байюми, Атва прервал его:
— Мерзавец ранил кого-нибудь?
Губы шейха Байюми задрожали, и течение его речи приостановилось. Он начал спотыкаться, и общее шествие замедлилось. И снова молчание опустило свой покров на головы людей. Сам страх рванулся из уст Атвы, когда он закричал, вцепившись в плечо шейха:
— Что с тобой? Я спрашиваю, кого ранил этот негодяй?
— Пустяковые раны, — преодолев волнение, ответил наконец шейх Байюми. — Мы кинулись за кучу соломы, чтобы спастись от пуль, которыми он неистово поливал все вокруг. А когда он перестал стрелять, сын плотника Юсеф бросился к нему. Мерзавец стукнул мальчишку прикладом по голове. И тут уж мы все ринулись на него и одолели. Сначала мы не собирались убивать этого человека. Мы хотели только захватить его в плен. Но его жестокость заставила нас поступить так, как мы поступили. А знаешь, что сделала твоя мать?
После минутного колебания шейх продолжил свой рассказ, не спуская с Атвы пристального взгляда.
— Она бросилась к нему крича: «Я разорву его сердце, как он разорвал мое!» Тогда она думала, что ты убит на войне.
Мы удержали ее. Потом она сказала мне: «Шейх Байюми, ты умеешь писать. Вот кусок железа от сбитого самолета, кровью напиши на нем: «Мы убили его, сынок!» И когда я умру, поставь этот кусок железа вместо надгробия на моей могиле».
Шейх Байюми умолк, Атва судорожно сжал пальцы на его плече и в ужасе воззрился на помрачневшее лицо. Потом он окинул взглядом окружающих и вдруг заметил, что они уже миновали деревню — недалеко кладбище.
— Что это? — закричал он. — Зачем вы меня сюда ведете? Где моя мать?
— Да утешит тебя господь в твоей утрате, сын мой, — донесся до него исполненный горя голос шейха Байюми.
