Последняя фраза звучит Одиннадцатой Заповедью.
– Но если энергия уходит, а танк с АВ без управления…
– Е-система работала. Мы ее заставили. И не надо думать, что мы не обсуждали вариант разделения.
Он начал огрызаться. Надо сменить стиль. Чем устраивать допросы, лучше попытаться спровоцировать их на добровольные рассказы.
– На самом деле нельзя разделяться, если не знаешь, что тебя сейчас подберут. Продержаться после разделения больше пары дней может только эксплуатационный отсек.
– Вот это и называется «выдержать удар».
Как они это выдержали? Когда ничего нельзя сделать, лишь пассивно наблюдать, как падает уровень энергии, да гадать, когда сдадут магниты.
– Не думаю, что я бы смог.
– Ускорение через десять секунд, – объявляет голос в интеркоме. – Девять. Восемь…
Завыла сирена. Все должно быть закреплено. Чтобы никакие предметы не начали неожиданно летать в воздухе и врезаться в людей. Клацает, закрываясь, люк оружейного отсека. Яневич ложится на живот, проверяя его герметичность.
Старик смотрит на часы. Девятнадцать часов сорок семь минут. На Ханаане, в Ямах, полночь. Я гляжу в камеру и вижу мир, огромный и величественный, очень похожий на все остальные людские миры. Много голубого, много облаков, и границу между водой и сушей отсюда сложно различить. Как высоко Тервин? Не так высоко, чтобы планета уже не была внизу. Можно и спросить, но какая, собственно, разница. Совсем другое меня волнует теперь. Гаденький голосок откуда-то изнутри, не переставая, талдычит, что треть всех полетов завершается в зоне патрулирования.
– Где затычки? – спрашивает командир. – Черт побери, где затычки?
– Ой!..
Человек, сидящий за интеркомом, нажимает на какую-то кнопку. В отсек вплывают наполненные газом пластиковые шарики размером от мячика для гольфа до теннисного мяча.
– Хватит, хватит, – ворчит Никастро. – А то ничего видно не будет.
Новичок, решаю я. Наслышан о командире. Старается показать себя с наилучшей стороны. Слишком сосредоточен. Столько уделяет внимания деталям, что в целом работа не очень клеится.
Затычки будут бесцельно болтаться весь патруль и вскоре сольются с фоном. О них вспомнят лишь в том случае, если судно даст течь. Тогда наша жизнь будет зависеть от них. Они устремятся к дыре, подтягиваемые улетучивающейся атмосферой. Если пробоина будет невелика, они лопнут, пролезая сквозь нее, а внутри у них – вязкое, чувствительное к кислороду покрытие.
Кот бросается на ближайший мячик, бьет его лапами, но тому хоть бы хны. Фред делает вид, что ничего особенного не случилось. Кошачья природа щедро наделила его даром сохранять чувство собственного достоинства перед лицом полного публичного провала.
