— Но хоть чуть-чуть-то мы пошлем? — умоляет Полина.
— Вместо того чтобы посылать бедным людям деньги, давайте лучше научим их самих выходить из положения, — говорит Альберта. — Это ведь поможет им на долгие годы, да и вообще так будет интереснее. Только и нам самим придется подтянуться, а то вот ты, мама, ни в одном страховом полисе разобраться не можешь.
В конце концов все же принимается самое простое решение. Мы пошлем немного денег. Но я думаю о словах Полины: «Я лично согласна остаться дома и уступить свое место». Какая семья согласится с этим наивным планом? Детям необходим «свежий воздух», зима была такой утомительной, наши дети стали такие бледные за эту вторую или третью четверть, несмотря на витамины и апельсиновый сок, и мы не поддерживаем их порыв, относим эту детскую отзывчивость к ребячествам и губим ее во имя того, чтобы у ребенка были круглые розовые щечки, а заодно и привычка свои потребности ставить всегда на первый план… Это называется «проявлять благоразумие». Даже в самой что ни на есть повседневной жизни мы постоянно нарушаем христианские заповеди, основополагающие положения христианской морали, и это называется «адаптироваться к обществу». Какая мать по доброй воле согласится, чтобы ее дочь отдала своей маленькой подружке самую красивую куклу? Она подскажет: «Дай лучше другую, прошлогоднюю». Она убьет прекрасный порыв, запятнает двурушничеством столь простую радость — давать и сочтет себя «благоразумной». Как же мы портим их, наших детей, нам доверенных.
У Альберты был трудный период в жизни. Она, чего с ней никогда не бывало прежде, стала вдруг упрямой и ленивой и начала тайком таскать небольшие суммы денег то у меня из кармана, то у Долорес и, наконец, из сумки временной прислуги. А потом дело приняло устрашающие размеры: исчезли купюры в тысячу франков и одна в пять тысяч. Одновременно мы узнали, что она регулярно опаздывает в школу и является туда в сопровождении полицейских (!); уверив их, что заблудилась, она приводит их с собой для подтверждения своего алиби. (В Париже она знает каждый закоулок и никогда не заблудится.)
Тревога наша возрастает. Я пытаюсь образумить виновную:
— Послушай меня, постарайся понять: Кристина, убирая нашу квартиру, зарабатывает пятьсот франков в час. Ты украла у нее тысячу франков, то есть два часа ее работы, ты понимаешь? А ведь два часа работы это очень долго!
— Да, но ты же ей все вернула, — упрямится она.
