Сочинения в 2 т. Том 2 | страница 8
— Печальная земли, — заключает кто-то из матросов.
Песня умолкает на минуту, и в тишине мы вдруг слышим исступленный человеческий крик.
Абу-аль-Фариде вздрагивает, приподнимается на колено.
— Что-то случилось, — говорит Вася и бросается по трапу на мостик.
С палубы поднимается вахтенный штурман Стрельцов. Он чем-то расстроен, губы его дрожат, на полных юношеских щеках выступают красные пятна.
— Где радист? — спрашивает он издали и, заметив Абу-аль-Фариде, направляется к нам, — Я очень прошу вас, — говорит он взволнованно, — передать этому надсмотрщику, что у нас запрещается бить людей, Запрещается, хотя бы и не наших подданных… что мы в последний раз его предупреждаем. Иначе… мы его самого вышвырнем на баржу!
Абу-аль-Фариде вежливо кланяется в ответ. Он заметно смущен. Пальцы его мнут край покрывала.
— Лучше бы не делать этого, — наконец говорит он, и черное лицо его опять становится неподвижным. Теперь все мы смотрим ему в глаза. Они снова спокойны и тусклы.
— Что знаем мы? — говорит он печально и нараспев. — Мы знаем путь неизбежного, люди.
— Ну, проповедничек, — раздраженно гудит боцман. — Араб не предаст араба?..
— Я прошу передать, — настаивает Стрельцов.
— Хорошо, — так же спокойно соглашается Абу-аль-Фариде. Он медленно поднимается и идет к трапу, высоко и прямо неся свою черную голову на неподвижных плечах.
Я и Степанов идем вслед за ним.
Над палубой клубится знойная пыль. Голые черные люди бегут бесконечной вереницей. С баржи, вверх по мосткам, плывет долгий, тоскливый крик. На мостках, у самого борта, стоит высокий, одетый в грязный халат араб. В его руке длинная бамбуковая палка. Он один спокоен над этой черной сутолокой нищеты.
Абу-аль-Фариде подходит к надсмотрщику сзади, осторожно кладет на плечо ему руку. Тот быстро оборачивается: у него длинное, сухое, как у мумии, лицо с желтыми оскаленными зубами. Нам непонятно сначала: он смеется или до крайности разозлен. Они говорят несколько минут, и мы издали следим за изумленным лицом араба. Да, он смеется, изумляется, с ног до головы разглядывая Абу-аль-Фариде.
Низко наклонив головы, люди бегут к трюму, плечи их костлявы, глаза полузакрыты. Они не останавливаются ни на миг, и только в краткие перерывы, когда, обессилев, умолкает песня, слышно их тяжелое дыхание и еще — слабый плеск моря.
Надсмотрщик значительно выше Абу-аль-Фариде. У него длинная, крепкая шея и что-то птичье в замедленном повороте головы. Мне видно, как под кожей его сокращаются пухлые шейные жилы. Он все еще слушает Абу-аль-Фариде, но узкие глаза его косят вслед торопливым сгорбленным спинам.