— А придется, — толстячок, придется! — Хорст вывалил свой огромный язык и потянулся к Харченко, чтобы лизнуть в лицо.
Билл сосем обезумел от ужаса и рванувшись в сторону, упал вместе со стулом, а Хорст, потеряв опору, со всего маху сел на угол этого стула.
— Ы-ы-а-а! — взвыл «некоронованный король», согнувшись в три погибели и держась руками за пострадавшее место.
На крики несчастного стали собираться коллеги.
Харченко опасался, что его поколотят, однако привлеченные воем Анжу люди, напротив, смотрели на Харченко с симпатией и даже с восхищением, как на героя-освободителя, прибывшего из далекой страны.
— Видать, он тебя здорово допек, Билл, — заметил Джулиан Эйр, протолкавшись к герою.
— Может, ему как-то помочь? — неуверенно предложил Билл, поскольку видел, что мистеру Анжу очень плохо.
— А он так любил девок, — заметил всклокоченный Мераб, который двое суток проспал в одной из ванн. Его лицо еще имело зеленоватый оттенок, а глаза смотрели в разные стороны. Билл даже удивился, как Мераб ухитряется что-то видеть.
— Любил, а теперь отлюбил, — добавил некто Эрнст. — Ничего, продолжит карьеру в хоре мальчиков…
— Ладно, камрады, давайте проявим сострадание, — сказал Джулиан Эйр и, сняв скатерть с ближайшего стола, постелил ее рядом со скрюченным телом Анжу.
Затем пострадавшего перекатили на полотно и потащили волоком в сторону дома — словно дохлую кошку. Несколько человек потянулись следом, образовывая траурную процессию, остальные разбрелись по своим делам.
— Спустя короткое время пробудившиеся ото сна гости стали бросаться в бассейн, и некоторые делали это прямо в одежде.
Среди последней волны проснувшихся была Ханна — высокорослая блондинка с загадочным взглядом. Она сразу привлекла внимание Харченко. Ханна купалась в одних трусиках и, когда выбиралась на сушу, они были совершенно прозрачны.
Билл заметил, что гости, бесцеремонно обращавшиеся с пришлыми проститутками, к Ханне относились с подчеркнутым уважением и, несмотря на ее кажущуюся доступность, не позволяли себе ни одного грязного намека.
В этот раз Ханна плескалась в бассейне совсем недолго, а затем подплыла к бортику как раз напротив Билла и выбралась на мраморную плитку, предоставив ему любоваться своей первобытной красотой.
Озадаченный и одновременно восхищенный, Харченко невольно сравнил девушку с дикой кобылицей. Она, безусловно, была настоящей лошадью — почти кентавр женского рода, но при этом прямоходящий на двух ногах.
