Итак, Спиро я сказала, или вернее, Спиро сказал мне. Случилось это недели через две после моего прощального вечера с Роджером. На мне был просторный серый мужской свитер, который я носила уже не первый год, и юбка, расширенная в поясе посредством шнурка. Выглядела я неплохо, хотя для проницательных глаз положение дел было очевидно. Ну а у Спиро-то глаза были проницательные. Он только что пришел, и я отправилась на кухню приготовить нам по чашке кофе. Вернулась с подносом, поставила его на книжную полку и стала передвигать маленький кофейный столик, намереваясь для удобства расположить его между нами. Но Спиро бросился ко мне и со словами:
— Нет, нет, вам теперь нельзя таскать тяжести, дайте-ка я! — стал вырывать стол у меня из рук.
— Что вы хотите сказать? — возразила я, решительно хватаясь за предмет спора.
Стол, сделанный из безобразных бамбуковых палок, был легкий, как садовое кресло, и маленький — всего два фута в высоту и два в ширину. Я водрузила его в намеченное место и обернулась к Спиро. Он смеялся. Я поняла, что он все знает, и разозлилась.
— Ничего смешного, — сердито сказала я, а он состроил потешную серьезную мину и проговорил:
— Да, да, вы правы, вы правы.
— Садитесь, — велела я, — и прочитайте мне свой очерк про Донна[19]. Если только вы его написали.
— Конечно, конечно, написал, — льстивым тоном проговорил он с бесстыдным видом соучастника заговора, вынул очерк из портфеля и принялся читать. Очерк был очень хорош, но, читая вслух, Спиро подчеркивал свое, несколько ироничное к нему отношение, точно с равным успехом мог написать на ту же тему нечто совершенно обратное. В свои восемнадцать лет он был так остер, что, как говорится, в один прекрасный день мог сам о себя порезаться. Меня не тревожило, что он знает, что я знаю, что он знает. Я его забавляла — он мне не сочувствовал и рвался помогать со столом не из желания проявить заботу, а потому, что хотел вызвать меня на разговор. И от него тоже мне следовало скрывать свое бессилие.
Когда я снова посетила врача, он сообщил, что ему удалось получить для меня место в больнице Св. Эндрю, которая находится на Марилебон-Роуд, о чем, по его мнению, мне должно быть известно. По его тону я поняла, что он ждет благодарностей и считает, что сделал для меня гораздо больше, чем от него требовалось. Я и была ему благодарна, хотя не совсем понимала почему. Позднее, я решила, что его победоносный вид мог объясняться тремя причинами: прежде всего ему удалось обеспечить мне место вообще, так как коек в родильных отделениях не хватало; во-вторых, больница была недалеко от моего дома, и в-третьих, она пользовалась хорошей репутацией, в ней проходили практику студенты. Сообщив мне, как он все устроил, доктор с явным облегчением умыл руки.
