В моем дворце, что распластался по земле хорошо расчисленного и ухоженного парка, розовато-желтые мраморные потолки венчали мой малый кабинет и залу для Великого Совета – не только Семерых. На коврах самого благородного вида – не крашеных, а сотканных из шерсти натуральных цветов: смутно белого, коричневого и черного, – установлены кресла нарочито грубой вестфольдской работы. Сидеть на них я почти отвык, предпочитая, как и все в Скондии, жесткие толстые подушки и широкие, низкие суфы , но мое нынешнее положение обязывает. Эти сиденья – для гостей и для показухи, среди них имеется даже нечто вроде трона. Кроме того, именно здесь на узких настенных полках, за драгоценным свинцовым стеклом расположены дары нашему «королевскому дому». Эти вещи и вещицы – самое для меня непривычное. Раньше я обновлял свои западные привычки, ибо у франгов все дворцы, дома и хижины под завязку набиты хрупким, необходимым или драгоценным хламом, но в последнее время утвердился в неприятии этого. Ибо главное сокровище в Скондии – вольный и чистый воздух. Ну, еще и книги, которых не бывает – по их дороговизне – так много, чтобы они этот воздух съедали. Хотя по одной книге имеется даже у полуграмотных. А неграмотных же вовсе в Сконде, начиная лет с шести, не бывает вовсе.
Да, еще кое о чем я забыл. Камень для строительства зданий выламывают в горах и везут издалека на особых скользящих платформах, что оставляют не такой глубокий след, как колеса. После работы остаются своеобразные лабиринты, и внутри каменоломен и карстов охотно поселяются те, кому по сердцу неприхотливое и укромное житье. Среди них – и монахи нохри, и мои Братья.
Но не Дочери Энунны. Их храм посреди лесного парка – самое высокое, единственно высокое здание в столице, помимо разве колоколен и сигнальных башен. Даже шпиль часовенки моей Юханны, специально выстроенный в духе ее родных мест, не досягает уровня среднего из трех храмовых этажей. Самый нижний окружен балюстрадой, откуда вырастают невысокие колонны, подпирающие средний этаж; верхний этаж увенчан ажурными башенками. В полудиком широколиственном лесу, едва прореженном неширокими просеками, водятся олени и кабаны – священные животные Матери. Им тоже приносят жертвы – едой, питьем, глыбами каменной соли-лизунца, иногда украшениями-метками в виде ошейника или повязки над копытом. И растут эти живые существа – не домашние скоты, но и не дикие звери – в любви и неприкосновенности.
