Я уже успел побывать астрономом, археологом, химиком, пивоваром и виноделом, механиком гоночных машин, поэтом-минималистом (дважды), нумизматом, лепидоптерологом, журналистом, концертирующим пианистом, рыболовом, пиротехником, оперным тенором, олимпийским легкоатлетом, лесорубом и спелеологом.
Каждое было не поверхностным увлечением, а всепоглощающей страстью. Когда меня охватывал очередной приступ лихорадки, я целыми днями поглощал информацию, подписывался на бесплатные издания и целиком входил в новую для себя роль, бормоча недавно раскопанные откровения экспертов во время проведения важных полевых исследований. Но поскольку на все это требовались оборудование и сырье, я, за отсутствием средств, чего только не придумывал. Заразившись астрономией, я отыскал на чердаке бинокль и, откромсав от него линзы, приклеил их внутри водосточной трубы. Конечно, насладиться видом Сатурна в его мельчайших деталях мне так и не удалось, но зато в жарких спорах с Фредом Хойлом я непременно выходил победителем.
Заболев пивоварением, я принялся ферментировать в саду все и вся — от крапивы до лишайника; как-то раз сестру чуть не стошнило, когда она по ошибке приняла мухоморный портер за холодный чай. Быть докой по части пиротехники значило тырить селитру у фермера по соседству и тащить сахар из кладовки; как результат — зияющая дыра в задней стенке гаража. Спелеологические изыскания на глинистых равнинах Хартфордшира предполагали раскопки собственными силами, имевшие аварийные последствия для все того же фермера, чей трактор однажды провалился в одну из моих рукотворных пещер. Трехнедельная жизнеспособность моего энтузиазма была напрямую связана с пределами моей изобретательности в попытках заменить необходимое оборудование подручными средствами. Какой лепидоптеролог может работать без сачка? Поношенным лифчиком мамы тут ну никак не обойтись.
Внутренний голос ехидно нашептывал, что, мол, Квэр — очередная блажь. Но мне ужасно не хотелось, чтобы оно так и оказалось. Время шло, и во мне крепла уверенность в том, что на этот раз все будет совсем иначе. Подобно другим моим подростковым фантазиям, я примерял на себя новый образ, поворачивался в нем так и сяк, глядя на отражение в зеркале собственного осмысления. Однако в отличие от предыдущих образов этот был не просто порывом изнутри, на мгновение показавшимся единственно правильным На этот раз имелась внешняя направляющая сила — новый способ видения окружающего мира, единственно правильный и разумный. Вот он-то все и менял.
