Отец Джо - Тони Хендра

Я бы не сподобился написать об отце Джо, если бы не вдохновившее меня шоу «Мотылек» и поддержка Джои Зэндерса, его художественного руководителя, а также тяжкий, самоотверженный труд и безграничная вера Дэна Минекера, Джонатана Лэзира и Уэбстера Янса. Прежде всего я благодарен настоятелям и общине аббатства Квэр — тем, кто еще с нами и кто уже оставил этот мир, — а в особенности настоятелям Катберту Джонсону, дому Мэтью Тайлору, дому Роберту Гафу, а также брату Джону Беннету и брату Фрэнсису Верри. Я признателен за поддержку, и не только духовного свойства, отцу Джо МакНерни. А также отцу Тому Фочеру и Артуру Уэллсу.

И, наконец, я в неоплатном, с дефицит федерального бюджета, долгу у Джорджа Калогеракиса, человека терпеливого, проницательного и просто хорошего друга.

Вот он стоит на небольшом глинистом уступе, спрятав руки от холода под наплечник, и безмятежно улыбается большими гуттаперчевыми губами, глядя на неспокойные свинцовые воды Ла-Манша. Большие уши скрыты капюшоном, виднеется только мясистый, как у сурка, нос и поношенные старомодные очки; на нем черная монашеская сутана — приспособление древнее и мало спасающее от бурных потоков дождя. Ниже сутаны — ноги с безнадежно плоскими ступнями, в черных носках и больших разношенных сандалиях, торчащих из-под забрызганного шквальным ливнем одеяния, под которым — если вам, конечно, повезет — нет-нет, да и мелькнут бледные колени типичного англичанина, бугристые до чрезвычайности.

Его официальное монашеское имя — дом Джозеф Уоррилоу, однако все зовут его отцом Джо. Мне столько раз случалось видеть священника стоящим вот так, на этом самом месте, у меня перед глазами или в моем воображении. И я ни разу не мог удержаться от улыбки. Отец Джо — ну прямо вылитый мультяшный монах. А еще он — святой.

И это некогда веское, а теперь скомканное, затертое и лишенное прежней силы слово «святой» здесь не пустой звук. Оно означает не просто преданность, самоотверженность или великодушие, хотя и подразумевает их. Оно означает не просто вершину религиозного служения, хотя иной раз подразумевает и ее. Существует много набожных людей, верящих в то, что они святые, хотя на самом деле это не так, равно как есть много людей, верящих в то, что они лишены какой бы то ни было набожности, хотя на самом деле они святые.

Святым можно назвать того, кто обладает главной человеческой добродетелью — смирением. Смирением перед изобилием и богатством, ненавистью и насилием, властью, собственной гениальностью либо полным отсутствием таковой, смирением перед смиренностью другого, перед любовью и красотой, болезнями и смертью. Святые смиряют себя перед великолепием и ужасом мира, они видят в нем нечто божественное, пульсирующее и живое под мертвой поверхностью материальных вещей, нечто невообразимо более великое и чистое, чем сами эти вещи.