земных предчувствий, ожиданий, заблуждений и надежд, и разговор пой
дет о чем-то знакомом, о том, что человек уже испытал и хочет то ли закре
пить в себе, то ли забыть.
«Солярис» должен был быть, — замечает в предисловии к русскому пере
воду Станислав Лем, — моделью встречи человечества на его дороге к
звездам с явлением неизвестным и непонятным. Я хотел сказать этой
повестью, что в космосе нас наверняка подстерегают неожиданности, что невозможно всего предвидеть и запланировать заранее, что этого «звездного пирога» нельзя попробовать иначе, чем откусив от него. И совершенно неизвестно, что из всего этого получится».
Однако в этой «модели встречи» человек с его земными представлениями подвергается самым жестоким испытаниям: люди вынуждены заглянуть не
только в космос, но и в микрокосм своей души, своего земного прошлого.
Ситуация оказывается невозможно жестокой для человека, если судить о
ней с земной, человеческой точки зрения. Но ведь «Космос — это не увеличенная до размеров Галактики Земля, — продолжает писатель. —
Установление взаимопонимания предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет? Обычно считается, что разница между земной и неземной цивилизациями должна быть только количественной (те опередили нас в науке, технике и т. п. либо, наоборот, мы их опереди
ли). А если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?»
Эти призраки, фантомы или «гости», таинственно возникающие на станции Солярис, эти посланцы «той цивилизации» олицетворяют собой несхожесть, бездну, разделяющую миры. С обитателями станции их связывает множество нитей прошлого, сложные интимные отношения, но для послав
шего их мира — они всего лишь инструмент, способ, посредством кото
рого иная цивилизация дает знать о себе.
По нормам человеческим — жестоко, преступно! Но у той цивилизации
просто нет этих норм...
И человек такого давления не выдерживает. В конце повести Кельвин как
бы мимоходом и с горечью размышляет об автоматах, которые должны в
этих условиях заменить людей и которые «настолько невинны, что выпол
няют каждый приказ. Вплоть до полного уничтожения себя или преграды,
которая стоит у них на пути, если так была запрограммирована их кристал
лическая память».
Герой повести Кельвин отступает и не осуждает себя за это, считая, что человек должен отступить, когда возникает для него необходимость переступить границы человечности.
Тема, как видим, не новая, столь же космическая, сколь и земная. Редко при инсценировании прозы обходятся без купюр, и телевизионный сценарий «Соляриса» в этом смысле не стал исключением.
