Отсюда был виден лес во все стороны, Волга с плывущими по ней теплоходами или парусными яхтами; крыши соседских дач проглядывали в кронах сосен и елей.
После нашего дружеского застолья хозяин не появлялся на своей даче довольно долго. Я же настолько вжился в события своего исторического романа и так погружен был в них, что с недоумением уставился на автомашину, въехавшую в дачные владения, уже ставшие теперь «моими». А из автомашины вышел сам хозяин дачи, усталой походкой пошел к крыльцу.
— На Колыме был, — объяснил он свое долгое отсутствие. — И на Камчатке… чуть на Аляску не перекинулся!
Залез в ванну, плескался там, вышел оттуда в богатом халате, извинился перед моей женой:
— Вы разрешите мне так, по-домашнему?
Мы опять расположились под соснами с теми же винами и закусками. После разговора о том, о сём Кубаров поинтересовался, как идет у меня работа.
— Жиденькая получается повестушка, — пожаловался я. — В ней ничего не происходит. Ну, приехал мой герой, потом уехал… Подвигов не совершает, мудрых речей не произносит.
— Не отчаивайтесь, — подбодрил он весело. — . Муки творчества — это прекрасно. А мудрых-то рассуждений я и от вас не слышал. — Герой не я, а вы. А что до меня, то… Пушкин говорил: прозаик должен быть немного глуповат, даже если это Лев Толстой.
— Ишь ты как он про Толстого-то! — подивился Кубаров.
Я решил прочесть ему продолжение повести от «Я так полагал, что на том наше знакомство и закончилось…». Он несколько раз смеялся, приговаривая:
— Все правильно… все так.
Я остановился на том месте, где описывался внешний вид его дачи. Кубаров сказал:
— Не знаю, чем вы недовольны. Мне нравится.
— Насколько я понимаю, — сказала моя жена, — главные-то события вашей жизни остаются за рамками повествования.
— А бог с ними, с главными-то! — весело отозвался он. — Обойдемся без них. Кто знает, что главное, а что второстепенное. Вот сидим мы под сосной, ветерок веет, дятел-желна — слышите? — автоматными очередями долбит вон там, кукушечка вдали — слышите? — кукует… Это и есть главное.
Поскольку мой работодатель столь одобрительно отозвался о результатах моего труда, я решил, что оставлю всё так, как написалось, не надо ничего править.
— А как вы назовете это сочинение с моим портретом? — поинтересовался он.
— М-м… В самом деле, как назвать… А давайте так: «Герой нашего времени». Просто и со вкусом.
— Лермонтов обидится.
— Мы ему ничего не скажем, а он не догадается прочитать.
