Я поклонился и вышел.
За дверью стояли высшие вампиры – Энлиль Маратович, Мардук Семенович и Ваал Петрович. Я часто встречал их в этом тупичке у перламутровой двери. Они всегда старались попасть на прием к Великой Мыши сразу после ее свидания со мной – в надежде на благоприятный гормонально-нейротрансмиттерный фон, который я должен был обеспечивать.
– Ну? – спросил Мардук Семенович. – Как наша тьма?
– Добрая сегодня, – сказал я.
– Сколько раз плевала?
– Ни разу.
Мардук Семенович и Ваал Петрович переглянулись.
– Что, ни разу вообще?
Я отрицательно покачал головой.
– Я ж говорю, добрая. Реально добрая.
– «Милый» говорила?
– Да.
– Энлиль, – сказал Мардук Семенович озабоченно, – дай тогда я первый пройду? А то ты ее опять загрузишь. У меня…
– Знаю, – ответил Энлиль. – Иди.
Мардук Семенович благодарно наклонил рыжую голову – и исчез за перламутровой дверью.
Я поплелся по коридору прочь. Через несколько шагов меня нагнал Энлиль Маратович.
– Рама, – сказал он, – на два слова.
Я угрюмо кивнул.
Мы зашли в следующую алтарную комнату, где было устроено что-то вроде зала ожидания. Я еще помнил дни, когда здесь были покои живой Иштар – а сейчас на меня смотрела ее незрячая голова. Старушка выглядела почти как на своих похоронах, только ее волосы были сложены в возвышающийся над головой серебряный полумесяц.
Как зыбок и непостоянен мир…
Энлиль Маратович с преувеличенной вежливостью пропустил меня вперед, и я совсем не удивился, почувствовав легкий укол в шею. Он давненько меня не кусал. Что было даже странно, если принять во внимание лежавшую на мне ответственность.
Мы сели в стоящие у стены кресла.
– Ну что, – сказал Энлиль Маратович. – Неплохо выступаешь…
– Какое неплохо, – ответил я мрачно. – Один и тот же сон практически. Уже полгода.
– Значит, хозяйке нравится, – сказал Энлиль Маратович. – Должен быть счастлив.
– Я никогда не понимаю, что это Иштар. И она все время требует, чтобы я от нее отрекся. А я…
Я горестно махнул рукой.
– Она полное право имеет говорить, что я подлец.
Энлиль Маратович тихонько засмеялся, а потом посмотрел на засушенную голову Иштар за ограждением из бархатных канатов (ей оставили всего квадратный метр площади – остальное место было занято креслами для ожидающих аудиенции).
– Эх, молодежь, – сказал он. – Какие же вы все-таки романтики. Чистые, смешные. За что вас и любим. А у меня, думаешь, с Борисовной по-другому было?
Он заговорщически подмигнул мумифицированной голове.
– Мне одна ее служанка нравилась. Так Борисовна, когда поняла, стала ею оборачиваться. И вместе со мной яд готовила. Как бы для головы Иштар. Ну то есть для себя самой. Чтоб я ей, значит, в ухо влил, как папе Гамлета. А потом мы с ней обсуждали, как мы эту тварь заплесневелую вместе отравим, голову ей подменим и заживем. И так десять лет, каждый раз перед интимом… Можешь представить? Знаешь, каково мне просыпаться было? Вот на этом самом месте?
