Я висел в будуаре Великой Мыши – на серебряной перекладине, похожей на огромное стремя. Прямо передо мной, всего в метре, было лицо Геры – оно покачивалось в центре перламутровой раковины на длинной покрытой шерстью ножке. Ее глаза были закрыты, а на губах застыла мечтательная улыбка. Из угла ее рта к моему локтевому сгибу тянулась тонкая, как нить, серебристая трубка.
Я вытащил тончайшую иглу из своей руки.
– Гера, – хрипло прошептал я. – Я не хочу, чтобы каждый раз…
Она еле заметно качнула головой, приказывая мне молчать.
– Спасибо, милый. Было чудно. Каждый раз заряд бодрости на неделю. Без тебя я никогда не узнала бы, что у подлости есть такие глубины…
– Зачем ты постоянно это повторяешь? – спросил я. – Ну хорошо, накажи меня. Накажи как хочешь строго. Но только один раз.
– Наказать? Как же, интересно, тебя наказать?
Она задумалась.
– Есть вариант. Хочешь, посадим тебя в тюрьму?
– В каком смысле? – спросил я.
– В прямом.
– За что?
– А за стихи.
– Какие?
– Которые я у тебя в башке нарыла, Рам. Вот это, например…
Она растянула рот до ушей, выкатила глаза (что должно было, видимо, изображать меня) и писклявым голосом кастрата продекламировала:
– А счастье – вот: чего еще желать?
Под мягким психотропным веществом
В простом гробу с любимым существом
Лежать, молчать и ничего не ждать…
Мне хотелось только одного – провалиться под землю. Но я и без того находился под ней очень глубоко – вряд ли такое было возможно.
– Ты тут нормально так наговорил, – продолжала Гера. – Пропаганда наркотиков – раз. Пропаганда самоубийства – два. А если еще напомнить прокурору, что у тебя любимое существо – undead, тогда вместе с некрофилией сядешь лет на десять… Ты ведь русский человек – объяснять, что с твоей жопой на зоне будет, не надо?
– Это непорядочно, – сказал я тихо. – Заглядывать в чужие наброски. А под психотропным веществом я имею в виду баблос. Которого уже год не видел. Другие наркотики меня не интересуют.
– Вот на суде прокурору и скажешь… Ладно, не бойся, гаденыш. Шучу. Жду тебя следующий раз через…
Она глянула на одну из жидкокристаллических панелей, которыми были покрыты стены – туда, где мерцали календарные цифры с разноцветными пометками.
– В пятницу на той неделе. У меня окошко будет. Как раз снова соскучусь по твоему черному лживому сердцу. А сейчас пшел вон.
Ничего говорить в ответ не следовало.
Стараясь сохранять достоинство, я слез с перекладины на пол.
– Да, – сказала она, – чуть не забыла. Стихи у тебя полное говно.
