— Зачем ты в Архиполовку трактор гоняешь? Оставлял бы за околицей! Неуж лень пешком немного пройти?
На все упреки и увещевания Валера только ухмылялся, обнажая зубы-клавиши. Ясное дело: пришлый, собака, ему ни деревни, ни озера не жалко. Он сегодняшним днем живет, про завтрашний голова не болит.
Семён обкладывал его матерком, прилагая «холеру» и «собаку».
Тут Сторожок ушки вострил и брови хмурил:
— Ты чего на людей кидаешься, Размахай? Тебя в клетке держать надо, потому что ты социально опасен.
Грамотный, собака! Огорошит словом — как занозу под ноготь тебе загонит. Грамотный, а без понятия. Почему так?
Вот совсем недавно был у них такой разговор.
— Как посреди отхожего места живешь, — сказал своему врагу Семён. — Ты погляди: птицы над твоим домом не пролетают, всегда делают крюк. Курица погуляет здесь — и подохнет в тот же день. Теленок полежит — чахнуть начнет.
Холере это как об стенку горох: сидел на крыльце и лыбился. Вот так, с улыбкой он любую пакость сотворит.
— Мальчишку-то своего хоть пожалейте, живет, как на машинном дворе. Он запахи живые не понимает, и ухо у ребенка стало грубое — пеночку от зяблика никак не научу отличать.
Тут сразу Танька из окна высунулась:
— А у тебя и о нем голова болит? Своего нет, так о чужом?
И Валентина, ее мать, Сторожкова теща, из огорода вышла, тоже подключилась:
— Ты за нашего Володьку не страдай, он с малолетства будет к делу привычен. Не то, что ты: ни товоха, ни сёвоха. Небось по-твоему, подрастет наш Володька — в пастухи пойдет? Навроде тебя, да? Не-ет, он с отцом вместе на трактор да на комбайн. Вот так-то. В пастухи — это последнее дело.
— Потерпи, — весело добавил Валера. — Скоро уедем в Вяхирево, а ты останешься.
— Поезжай-поезжай, устраивай и там отхожее место. После тебя только это и остается.
— Я тебе сейчас холку намну, — пообещал Сторожок и даже вроде бы приподнялся со ступеньки, на которой сидел.
— А я тебе, — тотчас сказал Семён; подраться он вообще-то был не против. — Сколько раз говорить: здесь-то не погань — озеро ведь рядом! О-зе-ро!
— А пошел ты, — лихо послал его Сторожок, а бабы кое-что добавили и смеялись обидно.
Победа была явно на их стороне — численное превосходство все-таки! — потому Сторожок опять заулыбался.
— Ну, погоди, — Семёна больше всего злила эта ослепительная белозубая улыбка врага. — Я тебе устрою, чтоб волна качала берега. Погоди, погоди, узнаешь меня.
А чем грозил, и сам не знал. Так уж, для умиротворения собственной души.
