Прошло еще пять минут… Реб Нухим, наконец, решается встать, выходит на улицу. Он долго вглядывается вдаль, обходит со всех сторон дом и, наконец, возвращается.
— Кажется, уже не придут больше, — говорит он все еще тихо. Осторожно подходит он к мальчику, дрожащими от смешанных чувств руками снимает с него покрывало и, нагнувшись над самой его головой, говорит полушепотом: — Теперь встань, мой сын, опасность миновала.
Но мальчик не двигается, не отвечает.
— Не бойся же, мой сын, не бойся, сокровище мое, — уже громче обращается к нему мать Двойра. Но мальчик продолжает лежать неподвижно.
Его лицо тихо и спокойно, на устах кроткая улыбка, а душа покоится там, где уже действительно ему не грозит никакая опасность…
— Знавал я в молодости одного ловца по имени «Бенце-хапер» (Бенце-ловец). Мы были земляки, — вспоминал в восьмидесятых годах престарелый житель Новогрудка, Гродненской губернии. — Это был плотный мужчина с бычьей шеей. Помню его таким в эпоху ловли взрослых и сдачи их в качестве «охотников». Сколько сыпалось на этого человека проклятий за его жестокие дела из уст бедных матерей, вечно боявшихся, что Бенце похитит их сыновей. У него самого был миловидный мальчик и все желали воздаяние сыну за мерзкую профессию его отца. Все жаждали возмездия и были уверены, что с ним случится такая же беда, какую его отец готовил другим юношам. И мне действительно суждено было увидеть печальный конец этого Бенце.
Когда перестали нуждаться в ловцах, пошатнулось и его положение. Новогрудский ловец перестал получать жалованье от кагала. На Бенце обрушились и семейные несчастья. Два зятя Бенце бросили своих жен. Женились они в свое время на его дочерях, чтобы заручиться покровительством своего тогда «сильного» тестя, который мог их избавить от солдатской шапки. Теперь они больше не нуждались в защите. Молодые женщины, брошенные мужьями, пошли в услужение в чужие дома.
Спустя много лет, посетив Новогрудок в 1881 году, я был поражен, увидев Бенце. На лице этого сгорбленного глубокого старика было как бы написано, что он постоянно голодает. Вдобавок, он почти ослеп.
Однажды сердобольная женщина, завидев еле плетущегося Бенце, слабого и дряхлого, почти со слезами на глазах воскликнула: «Господи, это ведь живой мертвец, ведь он тает от голода. Где справедливость? И коня не оставляют, когда он делается стар. Бенце столько служил в кагале».
Эта женщина своим бесхитростным умом поняла, что Бенце, как служитель кагала, был только орудием в руках общества и оказался козлом отпущения за мирской грех.
