Следующее происшествие имело место недалеко от города Вархивка, Подольской губернии. Житель этого города, некий Арье-Лейб сообщил своему знакомому в близлежащую деревню о том, что ночью явятся ловцы и заберут его единственного 13-летнего сына. Мясник Арье-Лейб узнал это по секрету от парнеса кагала Вархивки, с которым он имел дела. Так как времени осталось мало, чтобы отправить мальчика куда-нибудь или спрятать, то приятель дал такой совет: пусть мальчик притворится мертвым, а потом, когда опасность минет, можно будет увезти его куда-нибудь подальше. Мать, узнав об этом совете, сначала категорически отказалась, но, вынужденная обстоятельствами, согласилась на эту неприятную необходимость. Мальчик, словно обреченная жертва, безмолвно согласился на все. Прежде чем ложиться наземь и изображать покойника он подошел к матери и простился с ней.
Вдруг кто-то крикнул не своим голосом:
— Едут!
Несколько секунд продолжалась тишина.
— Соломы, скорее несите солому! — приказал отец реб Нухим, схватил сына, растянул его на земле, прикрыл черным покрывалом, поставил у изголовья несколько зажженных свечей, и прежде чем телега подъехала к его домику, все было готово…
Отворилась дверь, и на пороге показались два плечистых высокого роста ловца с кровожадными красными лапами. Увидев печальную картину, даже эти звери, эти наемные охотники на людей вздрогнули и отступили назад, произнося «Борух дайан эмес» («Да будет благословен праведный судья!») — формулу, какую набожные евреи произносят при виде или при известии о покойнике.
Стоявший за ловцами чиновник с омерзительной улыбкой стал оглядывать всех. Он попытался даже войти, потом раздумал, махнув рукой.
Но вот непрошеные гости отворили противоположную дверь сеней, вошли в другую комнату и шепотом стали совещаться между собой.
Вокруг «покойника» все сидят в мучительном выжидании, положение делается совершенно невыносимым: еще одно мгновение — и у всех истощится последнее напряжение сил и воли. Уже солнце давно село, уже в комнате воцарился мрак, который еще увеличился, казалось, от горящих свечей. Все сидят, не шевелясь, боятся дышать. Скрипнула дверь, зашагали в сенях. Все вздрогнули. Скрипнули наружные сенные двери… Прошло несколько мучительных минут между жизнью и смертью… Раздался скрип тележки, вот она покатилась по дороге.
Уехали, — промелькнула у всех радостная мысль, и надежда снова проникает в их еле бьющиеся сердца. Но никто еще не осмеливается шелохнуться, даже взглянуть друг на друга.
