Вот что пишет в своих воспоминаниях этот чиновник:
«Так как часть империи, в которой исключительно позволено было жить евреям, находилась под главным начальством Константина Павловича — наместника Царства Польского и главнокомандующего всего Западного Края, то несмотря на твердую волю Государя ввести эту меру немедленно, высшие государственные приличия требовали, чтобы об этом было сообщено его Императорскому Высочеству на его заключение. В таком смысле отправлен был отзыв министра к великому князю. Вскоре от него получен был ответ, что дело это он поручил сенатору Новосильцеву по ближайшей известности ему быта жителей и вообще знакомства с жизнью Западного, Юго-Западного краев и белорусских губерний, и что соображения сенатора по этому вопросу он, великий князь, не преминет сообщить министру, который в свою очередь сообщит эти соображения Николаю I.
Царь не делал тайны: все знали и рассуждали о предстоящей рекрутчине евреев. Последние давно уже знали о том, что для них готовится; они имели в Петербурге своих агентов, чтобы отвратить удар или хотя бы отсрочить его. И они, вероятно, успели в этом, если бы это не была мысль самого государя и его непреклонная воля. Евреям очень не хотелось давать рекрутов. Благодаря широко в то время развитому взяточничеству чиновников, они успевали скрывать численность своего населения наполовину, так что и двойная подушная подать не была в сущности двойной, особенно, когда недоимка с них по тем же причинам никогда не взыскивалась исправно.
В то время ко мне довольно часто приходил еврейский сановник, раввин из Гродненской губернии Мордух Лейбович. Это был человек довольно образованный и по-своему ученый. Он привез мне письмо от кого-то из тамошних. Я пригласил его бывать у меня и мы часто беседовали с ним по целым вечерам о религии. Он был мне очень полезен в моих изысканиях в еврейской мистике, которую я изучал, и разъяснял мне некоторые вопросы. Так началось между нами сближение, а со стороны Мордуха — откровенность. Он даже мечтал, кажется, что переспорит меня и обратит в свою веру; и я, чтобы больше от него выведать, оставлял его в этой мечте.
Так как военная повинность с евреев была предметом общих толков, то мы часто о ней говорили. Мордух был большой антагонист этой меры, называл ее несправедливой, крайне притеснительной и был уверен, что она вовсе не осуществится, или не скоро будет приведена в действие, а тем временем, говорил он, обстоятельства могут совсем измениться. По его мнению, если бы кто хорошо объяснил государю всю суть дела, то он, верно, отказался бы от своей мысли.
